Сергей Зверев - Объект 623

И еще до подлета к финишу заскрежетал зубами — он уперся в аналогичный батопорт, загородивший проход! Но он должен был удостовериться на сто процентов. Он с разбега нырнул в стоячую соленую воду, извивался, пока не достиг дна, ползал по дну, как гусеница, выискивая неровности, выломанные участки, через которые можно было бы выбраться на волю…

Умотанный до основания, он вылез из канала, уселся на причал, свесив ножки, приказал себе успокоиться и принялся обдумывать сложившуюся ситуацию. Под потолком над воротами красовался облезлый плакат «Счастливого плавания!». Издеваются?! Да, он в западне, но что это должно означать в принципе — для людей, что занимаются на базе своими темными делами? Бандиты отремонтировали оба батопорта исключительно для того, чтобы не выпустить на свободу беглого майора российского спецназа? Не много ли чести? Как бы ни льстило, но причина заключалась в другом. Ворота отремонтировали заранее — и явно с привлечением людей, которые в стародавние времена их обслуживали. Зачем? Много денег, усилий, но ладно — если надо, то что не сделаешь. Но зачем?! Чем они тут занимаются? Да, он должен выполнить задание, должен отомстить за павших и спасти выживших, но, помимо этого, чисто по-человечески любопытно: какого хрена здесь происходит??? Насколько верна гипотеза Борьки о заныканном двадцать лет назад оружии массового поражения? Он старательно шевелил извилинами. Он остался один, но жив, сравнительно здоров, относительно цел и зол, как стая пиратов, ломанувших по ошибке фрегат с углем, а не с золотом! Сомнений нет, что с объекта существуют иные выходы (во всяком случае, существовали). Но он не в курсе, где они находятся. А искать самостоятельно — так же продуктивно, как покупать лотерейные билеты в надежде выиграть миллион. Лучше не пытаться — потеря времени и энергии, а рассчитывать на везучесть — очень умно. Прежде всего он должен обрести информацию! А потом уж предпринимать какие-то действия, пакостить бандитам, искать товарищей — живых или мертвых. Он должен добыть оружие. Он должен добыть «языка». Эти твари даже не догадываются, как они разозлили офицера морской разведки!

Теперь он безошибочно знал дорогу в арсенальную штольню. Мог пройти ее с закрытыми глазами. Спустя пятнадцать минут еле различимый во мраке силуэт скользнул в проем злополучного коридора, преодолел прямое пространство и присел перед поворотом. В руке он держал идеально отточенный нож, способный перерезать горло даже бегемоту. Несколько минут он тихо высиживал, набираясь терпения. Важнейшее качество разведчика — уметь терпеть. Сидеть в засаде, сохранять неподвижность, никакой нервозности — хоть сутки, хоть двое, а после этого нанести удар или произвести выстрел, если ты выбрал стезю снайпера. По его глубокому разумению, после всего, что было, после многочисленных жертв, бандиты должны утроить бдительность. Или поступить умно — оставить засаду в парочке помещений, выходящих в коридор. Но только в том случае, если они не сомневаются, что настырный беглец осмелится наступить на те же грабли. Но в этом они не уверены. А также не знают, выжил ли он…

Он в третий раз короткими перемещениями осваивал извилистый проход. Фиксировал обстановку севшим светом, перебегал, прислушивался, готовился к новому броску. Он знал, что почувствует засаду, — нервы натянуты, обнажены, интуиция бдит, как часовой на вышке… Он тоскливо полюбовался на спаренные трубы, на которые забросил Лиду. По понятным причинам девушки там уже не было. Он исследовал пол, не нашел ничего, указывающего на разыгравшуюся драму, представил, как бандиты с сальными шуточками стаскивают с «верхотуры» девушку — как челюскинца, ей-богу, с айсберга. Вздохнув, отправился дальше, с ужасом представляя, как сейчас споткнется о бренные Борькины останки. Но тела не было — вообще никаких мертвых тел в коридоре не лежало. Всех унесли — а ведь накосили они немало. Остались пятна крови — на полу, на стенах, даже на потолке блестели бурые разводы. Он медленно одолевал пространство, бывшее ареной боя, угрюмо поглядывал на кровь, на прошитые пулями стены. Присел зачем-то на корточки у трубы, которую лично использовал в качестве копья. Он свернул за угол и обнаружил, что тело Антохи тоже пропало. Похоже, здесь кому-то очень не хочется оставлять приметы своих злодеяний…

Он насторожился, уловив посторонний звук, жадно вытянул шею, обращаясь в АБСОЛЮТНЫЙ слух. Скрипнул камешек под ногой, донеслось глухое покашливание… И уже очерчивался в голове план первоочередных мероприятий! Идут навстречу, патруль, двое, трое или четверо, они примерно за двумя поворотами! Если он хочет чего-то добиться, то вопрос о бегстве лучше не поднимать. Свет от фонаря превращался в какое-то мглистое свечение, аккумулятор садился. Но он различил провал справа по курсу — отросток в очередной «параллельный мир», которых на этом объекте напридумывали столько… Он бросился вперед, прижимаясь к стене, чтобы не хрустеть крошкой, разбросанной по полу. Протиснулся за косяк, для порядка осветил помещение, не обнаружив в нем ничего любопытного, помимо вороха истлевшего тряпья, лабиринта труб и мощной вентиляционной решетки. Ладно, ему без разницы… Он прижался к косяку, стиснул рукоятку «Катрана», начал слушать.

Судя по шагам, шли трое. Особенно не таились, хотя и не сказать, что топали, как слоны. Уже близко. Похоже, что-то жевали. Умудрялись пить по ходу — было слышно, как они фыркают, отплевываются и срыгивают. Нормальное явление — война войной, а обед по расписанию. Это лишь для отдельных категорий военнослужащих, вроде майора Дымова, основное правило войны — не указ. «Последний раз едите, суки», — подумал он со злостью.

— Слушай, Керим, а этот парень точно скопытился? — вопрошал замыкающий шествие. — Уж больно ловок он был…

— Скопытился, не волнуйся. — Щелкнула зажигалка, идущий в голове колонны закурил, с шумом выпустил дым. — После такого не живут, уж поверь моему опыту. А если не подох, то точно все кости переломал, лежит где-нибудь, загибается… Слышь, Костян, воду передай, ты что, сука, один ее оприходовать собрался? Бурый, отбери у него…

— Держи, Керим… — проворчал тот, что двигался посередине. — Какую-то хреновую нам работенку подкинули, тебе не кажется? Мы им что, блин, кочегары? И нюхать эту гадость не нанимались…

— Приказы будем обсуждать, Бурый? — В голосе Керима звучала угроза. — Еще не понял, до чего доводит головотяпство? Сколько людей по дурости потеряли — ни о чем не говорит? Молись, дурище, что ты еще жив… Ладно, мужики, не напрягайтесь, там тележка, в топку спустим, бензином обольем, и пусть горит веселый пионерский костер…

«Тела украинских солдат собираются сжечь!» — ужаснулся Глеб. Вот твари! Они упорно заметают следы преступлений. Кто определит по кучке золы, что случилось с боевым подразделением украинской армии? Эта троица была уже в нескольких шагах, свет от фонарей метался по стенам. Они зевали, лениво волочили ноги, обсуждали свои насущные проблемы. Но Глеб не стал расслабляться. Потянуло табачным дымком. Мимо протащился, даже не глянув в проем, приземистый Керим. За спиной автомат, в руке литровая бутылка минералки. За ним сутулый Бурый с крючковатым носом. За Бурым — жилистый Костян в бейсболке задом наперед — самый молодой в компании. Керим вдруг поперхнулся минералкой, разразился мокрым кашлем. Хохотнул Бурый, стал стучать товарища по спине. Глеб выскользнул из проема, под шумок схватил Костяна за горло, стиснул так, что тот не мог даже захрипеть. Второй рукой — за ремень штанов, оторвал от пола — сила требовалась бычья, но с силой у рассерженного майора все было в порядке. Жертва извивалась, но ноги уже болтались в воздухе. Глеб отступил, втащил добычу в помещение, придушил еще сильнее и, надрывая жилы, пристроил на полу. Тот корчился, но апеллировать в свою защиту уже не мог.