Никита Филатов - Часы от президента

После этого участникам «похищения» и расправы над близким родственником знаменитого Шамиля надо было срочно сматываться за кордон, в Россию. Но перевалы и горные тропы перекрыли усиленные наряды республиканской гвардии, поэтому пришлось выжидать момент.

Наконец, поступили сведения о том, что специально созданная Асхабовым оперативно-поисковая группа вернулась в крепость. И что сам Шамиль, её командир, сопровождает московского курьера.

Банда тронулась в путь, на границу. Но на территории, которую контролировал уже известный Виноградову «полевой командир»-орденоносец, колонну разгромили…

– Остальное ты знаешь, – сплюнул под ноги Шамиль.

– Не все. Допустим… Допустим, это правда. А когда они должны были отдать «долю» Самошину?

– Шутишь! Зачем ему деньги? Никто и не собирался.

Владимир Александрович хмыкнул:

– С кем поведешься… Верю! А что это за деньги в пакете?

– Пятьдесят тысяч долларов.

– Я разве спрашивал – сколько?

Шамиль поправил очки:

– Они отдали половину, чтобы без обид. Половину оставили себе, чтобы по-честному…

– Кто? – Не сразу понял Виноградов.

– Ну, те, кто перебил бандитов и отнял у них наш выкуп.

– Ага, – Кажется, майор постепенно начал улавливать сложную, основанную на тысячелетиях грабежей и разбоев логику и этику взаимоотношений между вооруженными группировками горной республики. – Значит, сотня вам, сотня им за работу. Верно?

– Верно, – кивнул с облегчением Шамиль. – И из нашей половины я им ещё половину заплатил. За «кровника».

– За какого?

– За этого, – Шамиль показал на труп под ногами. – Такой обычай… Если сам не успел, можно своего «кровника» у других людей выкупить. Понимаешь?

Майор догадался, что лежащий сейчас на камнях человек являлся или главарем банды «похитителей», или одним из тех, кто пытал и убил брата его собеседника:

– Поздравляю. Но… не дороговато ли получилось?

– Честь дороже! – Почти без акцента ответил Шамиль.

Спорить было глупо. В таких вопросах порядочные люди денег не считают – тем более, если они не свои.

– Все. Поехали.

– Подожди, – Виноградов снова присел рядом с трупом.

– Поехали!

– Сейчас, – руки Владимира Александровича начали торопливо обшаривать карманы лежащего. – Сейчас…

– Чего ищешь? Бумажку?

Майор поднял глаза и увидел листок, переправленный когда-то от него «заложникам»-журналистам:

– Отдай.

Шамиль сунул записку обратно за пазуху:

– Нет. Она мне ещё понадобится.

– Тебе? – Пожал плечами, вставая, Владимир Александрович. – Думаешь, таким компроматом можно меня шантажировать?

– Шантажировать? – Удивился собеседник.

– Записке этой всегда найдется тысяча обьяснений.

Но Шамиль уже сообразил, о чем идет речь, и покачал отрицательно бородой:

– Не волнуйся, майор! Просто я хочу показать её тому парню. Еще разок, последний… Понял?

Виноградов посмотрел в лицо собеседнику – туда, где за темными стеклами очков прятался единственный глаз:

– Чего же непонятного… А потом?

– Потом я её разорву. Или пришлю тебе на память, хочешь?

– Куда?

– Домой! – Видимо, такая озорная мысль Шамилю понравилась. – Точно домой прямо, слушай!

Владимир Александрович поморщился – спрашивать, откуда местной контрразведке известен его адрес было наивно и глупо.

– Поехали теперь?

– Поехали. Итак опаздываем, скоро темнеть начнет.

Следующий вечер застал Виноградова в гостиничном номере, рядом с военным аэропортом.

– Замотался? Смотрю, засыпаешь…

– Есть немного. – Сказывались долгие часы горной дороги, ночная равнина, встреча на блок-посту и ещё несколько десятков километров по своей территории. – – Ладно. Наливай по последней.

– А больше и нет!

В здоровяке, сидящем напротив, трудно было сейчас узнать того самого «прапорщика внутренних войск», который встречал и провожал Владимира Александровича у границы.

Чистенькая полевая форма, два ряда орденских планок над левым карманом, погоны с большими звездами… Чувствовалось, что и в костюме от Валентино он чувствует себя так же естественно и вольготно.

– Давай, Женя! – Поднял стакан Виноградов.

– Будь здоров.

Бутылку на двоих собеседники уже усидели, но водка забирала слабо. Впрочем, задача напиться до неприличия и не ставилась.

– Хорошая штука… – Человек, которого Владимир Александрович назвал Женей, в очередной раз повертел перед носом ТТ и положил пистолет на стол. – Уважаю! Давай меняться?

– Подарок… – Майору вспомнилось прощание с Шамилем – на трассе, уже перед проволочным заграждением, отделявшим республику «в составе России» от самой России.

– Понимаю, – кивнул Женя. – Святое дело.

Но Виноградов уже махнул рукой:

– Забирай! Все равно ведь пришлось бы сдавать.

– Саныч… Спасибо! Сочтемся.

– Ладно, брось. Ерунда.

– Нет, Саныч, – собеседник сгреб со скатерти пистолет. – Я тебе завтра к самолету такую вещь принесу… Такую! Не пожалеешь, честное слово.

– Брось, а? – Взгляд Владимира Александровича упал на остатки прозрачной влаги в стакане:

– Слушай, что там по поводу Гвоздюка? Говоришь, подтвердилось?

– Абсолютно! Гексафортин, лошадиная доза… Тут и здоровое-то сердце никакое не выдержит.

– И что теперь?

– А ничего. Наверху решили шума не поднимать, все работаем по официальной версии.

– Во, бля… политики!

– Не то слово, – согласился Женя.

– Кстати, а здесь московскую программу показывают? – Виноградов сначала посмотрел на циферблат «ориента», потом на убогий гостиничный телевизор.

– Конечно. В общем-то, только её ретранслируют…

Владимир Александрович потянулся и с трудом достал кнопку.

– В сеть надо воткнуть, – напомнил собеседник.

– Точно!

Они ещё продолжали смеяться, когда экран нехотя осветился изнутри. Информационный выпуск уже начался, и голос за кадром вел официальный репортаж:

«…ском зале Кремля Президент России принял представителей средств массовой информации.»

Камера дала крупный план, затем продемонстрировала стайку хорошо одетых мужчин и женщин. После короткого комментария опять показали Ельцина, читающего речь:

«В это непростое для страны время…»

Зрителям дали возможность немного полюбоваться на Президента и выслушать из его уст пару общих тягучих фраз.

А потом снова пошел закадровый комментарий:

«Борис Ельцин вручил ряду журналистов высокие награды за личное мужество, проявленное при выполнении профессионального долга…»

– Вон, гляди! – Впился глазами в экран Владимир Александрович.

– Вижу… Вылез, сволочь.

Алексей Самошин действительно стоял одним из первых, между директором крупнейшей российской телекомпании и какой-то старушкой в черном кружевном платке.