Юрий Комарницкий - Возвращение на Подолье

— Один раз я попробовал таким макаром. Н-н-не понравилось. Помнишь жену пастуха? — обратился он к Полковнику. — Ну, пастуха, которого ты завалил.

Полковник курил явно не в силах вспомнить. Цепь преступлений была столь велика, что отыскать одно звено представлялось сложным.

— Ну, ты даешь… — хрипел Колыма. — Ты ее еще в юрте драл, а мне она не хотела давать…, рожу поцарапала.

Полковник перестал вращать глазами. В его глотке что-то забултыхалось.

— Все, Колыма, хо-хрл-хрл, вспомнил. Можно подумать, она мне сразу дала. Вспомни, сколько я ее прягой бил по башке. А про ноги связанные забыл?

Колыма сделал жест, как бы стряхивая с ширинки назойливую муху.

— Да, но поцарапала она не тебя, а меня.

— Ладно, пацаны, — послышалось с верхнего яруса, — чё тяните? Говори, Калыма.

— Меня на эту шкуру зло взяло, — продолжил Колыма. — Когда пацаны ее отодрали, я взял штык, схватил за волосы и отрезал башку. Ничего особенного, приятней когда из ствола шмальнешь промеж глаз.

С моментом, когда Колыма закончил рассказывать, совпал скрежет двери. В камеру с матрасом под мышкой вошел новичок. Растерянный, он стоял возле умывальника и в нерешительности переминался с ноги на ногу.

Шамиленок приподнялся.

— Чай есть, земляк?

Новичок радостно улыбнулся.

— Есть, ребята, где-то с полпачки.

Слово “ребята” в кругу подобного контингента неприятно резануло слух. Шамиленок медленно поднялся, обул сапоги и сделал шаг по направлению к новичку. Губы в хищной улыбке поползли к правому уху, оголяя ряд рандолевых зубов.

Глядя на новичка, он неожиданно со всей силы ударил в грудь ногой сидящего на матрасе заключенного.

— Дергай под нару, рожа ментовская, асвабади человеку место.

Пожилой, охая схватился за грудь, но следующий удар сапога в челюсть отбросил его на рядом сидящих.

— Быстро под нару, ментяра, иначе пока в зону прийдешь и лохматину 1нацепишь, я тебя, ишака, задолблю.

Шамиленок не объясняет, но всем ясно, что старый зэк был в лагере членом СВП [2] секция внутреннего порядка .

Новичок испугался. Он не решается занять свободный пятак цементного пола.

— Давай, земляк, садись. По какой статье, рассказывай.

Полковник крикнул верхнему ярусу:

— Харош!.. Глохните. Пусть сначала дает чай.

Новичок порылся в своих вещах, и вытащил грязный узелок. В носовом платке горсть мелкого чая. Величайшую ценность уголовного мира высыпают на бумагу.

Шамиленок, не глядя, запустил руку на верхнюю нару и стянул вниз первое попавшееся одеяло. “Дрова” готовы. Через некоторое время кружка идет по кругу избранных.

Чифирь выпит. Элита удобно разместилась на нарах. Взгляды опять останавливаются на вновь прибывшем.

— Говоришь, первая судимость!?. По 76 статье… В школе магнитофон украл?.. Что, до этого не сидел!?

Все переглядываются. Событие действительно редкое, и все же встречающееся в некоторых тюрьмах, а именно: новичка бросили к многоходочникам.

— А ну-ка, расскажи, как там на воле? Бабы красивые есть?

Новичок, которого зовут Валентин, от всеобщего внимания оживляется.

— О-о-о-о, телок на воле полно, — вставляет новомодное слово. — Они вечером возле ресторана сами меня снимают. Как выйду, то одна, то другая: “Валек, пойдем со мной”. Я уже счет потерял. Прихожу в кабак, знакомые или незнакомые, в наглую сажусь за столик, наливаю себе шампанского, короче, кайфую. А на ночь какая-нибудь обязательно пригласит.

В камере переглядываются. В тусклом свете то и дело отсвечивают чьи-то рандолевые зубы.

Валентин вошел в раж. Его трудно остановить. Но этого делать никто и не собирается. Всем весело. Но не от рассказов типичного Альфонса, а от предстоящей утехи. Его место в уголовном мире предопределено. Сути пословиц “язык мой — враг мой” и “молчание — золото” он не знает.

Когда он на минуту умолк, из-за тел сидящих показалось смуглое лицо с орлиным носом.

— Ну, ты даешь, Валек. Да-а-а, жил ты, как мы тут пасмотрим, красиво. Так, гаваришь, телки тебя снимали? Ну, расскажи, сколько они тебе платили?

Убийственной иронии в словах уголовника новичок не улавливает, продолжает вдохновенно рассказывать о похождениях на воле.

— А я не ждал, когда они мне заплатят. Подойду, когда она еще в постели, открою сумочку, заберу все, что там есть.

В камере загоготали. В глазах Севера вспыхнули желтые огни.

— Ну, а когда денег нет?

— Забираю хоть что. Я своей Таньке комбинашек целый шкаф натаскал.

Камера ухнула. В этом мире волчьих нравов, где каждый человек доходил до невероятных глубин падения, малейшее проявление чужой нечистоплотности воспринималось однозначно. Но вместо порицания вокруг слышались восхищенные восклицания:

— Ну и Валек! Ну, ты и даешь! Маладец, Валек!

У Лежнева и Векслера, дознавателей четвертого райотдела милиции города Караганда, имелись свои методы работы. Благодаря этим методам процент раскрываемости преступлений неуклонно возрастал. Следователи этого райотдела боготворили дознавателей, но в то же время содрогались, ловя себя на мысли “А что будет, если моему сыну или дочери доведется попасть к ним в руки?”. Для этого были веские основания, ибо молодые люди, благодаря сеансам спиритизма, научились вызывать знаменитого доминиканца [3] Великий инквизитор XV века Томас Торквемада . Необходимо отметить, что Торквемада охотно с ними делился богатым опытом.

Когда пьяного токаря завода отопительного оборудования Валерия Вейсгейма забирали из общежития, размахивая руками, он сбил с головы Векслера ондатровую шапку. Это обстоятельство неожиданно заставило Векслера вспомнить, что у следователя Макаренко висит нераскрытое дело по воровству шапок. Векслер еще раз посмотрел на физиономию Вейсгейма, и убедился, что она ему не нравится.

Валерий Вейсгейм проснулся на полу обычной камеры для задержаных. Их называют где как. В одних регионах “отстойниками”, в других — “аквариумами”, в третьих — “гадюшниками”. Бывший СССР — огромная территория.

Двадцатилетний токарь Вейсгейм был обычным человеком. Он любил выпить, подраться, посквернословить, любил все то, что для нас является родным и неотъемлемым.

В отличие от многих молодых людей новой формации, трезвым он был суров и немногословен. И впридачу, как говорится, любил работать на совесть. Мать у Вейсгейма была по национальности киргизка, а отец обрусевший немец. Это обстоятельство не могло не сказаться на крови сына. Вот откуда взялись у Валерия с одной стороны буйство степняка, а с другой — трудолюбие плюс рационализм немца.

Несмотря на то, что Валерий был красивым парнем, восточные черты удивительно гармонировали с европейскими, в любви ему не везло. К тому времени в общежитии появилась смазливая практикантка Валентина Симонова, родом из Саратова. Она отметила красивого парня, позволила с собой переспать, а на следующий вечер ушла с другим. Это и послужило причиной скандала в общежитии, который для Валерия закончился “отстойником” в четвертом райотделе.