Иван Козлов - Осколок ордена

— Через подъезд он может войти?

— Нет, там вахтер что надо, скандальнейшая бабка, всех знает, все видит. У нее мышь не проскочит.

— Пожарная лестница от окна в стороне, если только с крыши спуститься... Ладно, тактический вопрос с этим типом мы решим, а сейчас о стратегии, Коленька. Панин сказал, ты мне расскажешь все, что знаешь о Рассадине. Домашний адрес, где дача, что за машина.

— Ну, раз Панин сказал... Значит, так. Дача записана на жену, я только адрес знаю, мы не успели еще...

— Теперь попробуем успеть. Диктуй адрес.

Адрес этот Гречихин и сообщил Андрею. Закончив разговор по телефону, спросил у Коленьки:

— Какие планы у леди на сегодня?

— В восемь они со Стасом на вечеринку идут, я их туда отвожу, а потом привожу прямо к подъезду. Так что ты до восьми тут покрутись, а я домой забегу, переоденусь...

Ремонтники работали до семи тридцати. Когда Мишка залез на крышу и пристроился у ограждения рядом с пожарной лестницей, еще теплой была незастывшая смола, разлитая вокруг. На верхних этажах протекают, видно, потолки, вот и заливают тут трещины.

Гречихин смотрит вниз: там, у строительного вагончика, переодеваются последние работяги. Сигналит служебный автобус, они спешат к нему.

Уехали.

Сколько теперь ждать? И вообще — стоит ли ждать?

Так, к вагончику подходит мужчина, возится с ключом. В начинающихся сумерках еще можно определить, что это Хряк. Три минуты — и он выходит, одетый в робу строителя, направляется к пожарной лестнице. Мишка прячется за выступ.

Хряк уже на крыше. Проходит вдоль оградительной решетки так, чтоб по-прежнему открытое окно квартиры Евгении было под ним, достает страховочный линь, крепит его. Знаком, однако, с альпинистскими навыками. Вот он уже готов к спуску. Пора выходить на сцену.

Мишка покидает укрытие.

— Ночная смена?

Хряк смотрит на него, отщелкивая карабин с тросом на поясе.

Мишка продолжает вполне миролюбиво:

— Поговорим, или как? Мне вообще-то бы поговорить хотелось.

Хряк вытаскивает из кармана нож, с характерным щелчком раскрывается лезвие.

— Ты это напрасно, парень, у меня всего-то два вопроса.

Хряк даже выслушивать их не хочет, он решительно идет на Мишку.

Драться бывший мент умеет, но если б он знал, что Гречихин еще курсантом получил разряд и стал чемпионом города по рукопашному... Нож выбит, сам Хряк прижат к оградительной решетке так, что, кажется, еще миг — и полетит вниз.

— Вопрос первый, — говорит Мишка, — какого черта тебе тут надо? Неужто с женщиной решили воевать, а? Это что, мужицкое дело? Ваш Рассадин только на это и способен?

Он чуть ослабил хватку, и Хряк воспользовался этим, извернулся, кинулся за ножом. Мишка опять подмял его и валяющейся поблизости веревкой стянул противнику ноги.

— Вот так. Я милосердный, даже руки тебе оставляю свободными, развяжешься, когда придет время. Но будь добр, не проверяй границы моего милосердия, на второй вопрос все-таки ответь по добру: за что вы Павла Романовича убили? Сына боевого генерала? Он-то что вам сделал?

— Я даю слово, ничего не знаю, я об этом только в газетах читал.

— И Рассадин твой, значит, ни при чем?

Мишка идет к тому месту, где привязана веревка для спуска в окно Евгении.

— Рассадину он тоже был не нужен, — отвечает Хряк и лезет рукой за спину. — Рассадину вы нужны. Вы ему мешаете.

Мишка, весь в смоле, в кровоподтеках — все же нелегко бой дался, оборачивается, смотрит на Хряка, видит направленный на него пистолет, не задумываясь, хватается за веревку и прыгает со стены. Выстрел звучит запоздало. Но веревка натянута, и Хряк понимает, что Гречихин висит на ней, раскачивается, может быть, желая попасть в нужное окно. Звучат еще два выстрела. Веревка обрывается, летит вниз.

...Стас Викторович и Евгения вернулись домой около полуночи. Коленька проводил их до двери, сам же открыл ее, включил в коридоре свет.

И тут все услышали, что в ванной плещется вода и там кто-то воет песню:

Ну какая разница —

В четверг или пятницу...

Евгения вскрикивает, Коленька выхватывает пистолет — и вода в ванной выключается, песня обрывается. Ручка двери медленно поворачивается, и перед ними предстает Мишка с полотенцем на бедрах, в смоле и синяках:

— Ребята, только спокойно, спокойно, товарищи, я свой!

Водитель еще раз взглянул на карту, сделал поворот направо и остановился.

— Вот эта улица, вот этот дом, — сказал Рассадин, сидевший рядом с ним. — Теперь давай я сяду за руль.

— Зачем? — не понял водитель.

— Затем, что стрелять по Панину, если мы его тут встретим, придется тебе. Ты слишком много наошибался, теперь будет шанс исправиться.

— Но, Константин Евгеньевич, так не бывает! Это в деревне нужного человека на улице можно случайно встретить, а в Москве...

— Приготовь оружие!

И надо ж было такому случиться, как раз в эти секунды под балконом Ларисы стоял Панин. Лариса увидела его, махнула рукой:

— Мы спустимся, прогуляемся?

Панин чуть подумал, потом ответил:

— Нет, у меня другое предложение. Ставьте чай.

И быстрым шагом зашел в подъезд.

Не успела закрыться за ним дверь, как из-за угла показалась машина Рассадина, медленно проехала вокруг дома.

— И спросить некого, — недовольно пробурчал водитель.

— А если бы было у кого, что бы ты спросил? — недоуменно взглянул на него Рассадин.

Водитель подумал:

— И правда, мы даже фамилии не знаем. Ну что, припарковаться поблизости?

— Это бесполезно. Я просто уверен, что наши машины он знает. Домой поедем.

А Вадим сидел на кухне и пил чай.

— Панин, — спросила Лариса, — ты о каком-то предложении заикнулся?..

— У меня отгулы накопились, вот я подумал, не махнуть ли нам в дом отдыха. Там лес, грибы, караси...

— Ура! — закричал Игорь.

А Лариса подозрительно сузила глаза:

— Ты там будешь с нами?

— Само собой! Я же говорю, дни свободные выпали.

— Товарищи члены военного совета, картошку будете в мундире или пюре делать?

Ольга спрашивает их, стоя у плиты, а Мишка и Андрей сидят в комнатке, рассматривают на компьютере снимки и выполненный на бумаге чертеж дачного участка Рассадина.

— Под вяленую рыбу пойдет и то, и другое, так что давай на свой вкус, — отвечает ей Мишка.

А Андрей комментирует фотографии:

— Типовой проект, ни цветов, ни грядок, чувствуется, что женской руки тут нет. Баня — обычный сруб с чердаком, забор сплошной, но с некоторых точек двор хорошо просматривается... Знать бы, зачем тебе все это надо, я бы понял, на что уделять больше внимания.

— Черт его знает зачем. Это как у нас при операциях — лишний патрон не помешает.

От смолы Мишка уже отмылся, но ссадины еще остались, и губа припухла — говорить ему трудно.