Михаил Рогожин - Новые русские

Ничего против простых людей Гликерия Сергеевна не имеет. У нее самой в молодости случались интрижки и с чистильщиками сапог, и с таксистом, а однажды даже с санитаром, пока ее везли в больницу с подозрением на сотрясение мозга. Но ни одного из них она не принимала у себя. Потому что дорожила репутацией.

Таисья Федоровна тоже недовольна поведением «веселой вдовы». Но, слушая Гликерию, не может не заметить, что ту в основном заботит наличие двух любовников, уж больно часто она возвращается к их числу.

— Надо же на такое пойти. Значит, она спит днем с несчастным Степаном, а ночью приходит другой? Что ж получается, не успела подмыться, и сразу морильщик тараканов. А вчера, значит, сперва один пришел, а потом к ним присоединился другой? Она, что ли, с обоими умудрилась? Неужели такое возможно?

— Ты меня спрашиваешь? — давясь внутренним смехом, удивляется Таисья.

— Тебя, тебя, а то кого же, — тычет в нее скрюченным пальцем с крупным бриллиантом на нем Гликерия Сергеевна.

Таисья Федоровна хоть и не всерьез, но слегка обижается. Уж кому, как не Гликерии, знать, сколько любовников зараз можно принять. Так нет, про себя она давно забыла, а про нее, которая всю жизнь жила с мужьями, наверняка строит домыслы и к тому же их распространяет среди знакомых. Поэтому отвечает довольно грубо:

— Крупнее тебя специалистки по этим делам не осталось. Бери карты в руки. Или забыла, сколько после Сталецкого в твоей квартире проживало мужчин?

— Так то ж мужья… — закатывает свои фарфоровые глазки Гликерия Сергеевна. — Куда их было деть? Потом эту квартиру Иван Модестович купил для меня. И я не позволю Элеоноре водить туда проходимцев.

Таисья Федоровна успокаивает себя тем, что обижаться на Гликерию глупо, ведь она старше и, несмотря на законсервированную внешность, впала в старческий маразм. Поэтому решает дотошно разъяснить ей тактику сегодняшней головомойки.

— Погоди, Гликерия, ты же не про то толкуешь. Нас возмущает не количество любовников у Элеоноры, а то, что она позволила себе, пользуясь нашим покровительством, отбить Степана у своей подруги Кати.

Гликерия от возмущения аж подпрыгивает:

— Какая она ей подруга? Да твоя Катька небось из Тулы в Москву пробралась! Подумаешь, в Париже она проводит время… Я тоже в нем бывала. Сам де Голль мне руку целовал. Какая мне разница, кого отбила Элеонора. Кстати, такой видный мужчина больше подходит ей, а не распутной Кате. Надо про другое выговаривать. Что живет днем и ночью с разными мужчинами. И припугнуть, мол, составим письмо в отделение милиции. Пусть возьмут на контроль.

Таисья Федоровна начинает жалеть, что позвала Гликерию. Она своей завистью к Элеонориным любовникам собьет весь разговор.

— Ты, пожалуйста, слушай меня… Степан сознался Кате в амурных отношениях с Элеонорой, вплоть до интима. Нам закрывать глаза на это незачем. Необходимо реагировать.

Гликерия Сергеевна от возбуждения переходит на сиплый шепот:

— Неужели сознался? Ой, дурак… какие нынче мужчины… где ж это видано, чтобы признаваться в таких делах? Да мой драгоценный Сталецкий даже, ежели было, его в постели с кем прихватишь, и то стоял на своем — «как можно оскорблять подозрениями», и все на том. А этот признался… Всю эту распущенность они из-за границы привозят. Какие раньше были мужчины?! Взять хотя бы моего теперешнего. Восемьдесят лет, а «чистое золото».

Мопсы, до того задумчиво лежавшие у пустых мисок, вдруг оживились и наперегонки бросились к двери.

— Это, наверное, Нинон, — с облегчением сообщает Таисья и спешит открывать. Она оказывается права. Нинон не заставила себя долго ждать. Ее тоже распирает от злости. Ведь Степан ей понравился первой, еще до прихода Элеоноры, но она не решилась отбивать мужика у подруги. А эта жеманная блоковская дама без всяких угрызений совести раздвинула ноги — и иди сюда, голубчик. Вот что значит воспитание Гликерии Сергеевны. Таисья задерживает Нинон в коридоре, чтобы договориться о совместной тактике. Слава Богу, Нинон ее поддерживает.

В ожидании Элеоноры дамы пьют на кухне чай с домашним яблочным пирогом. Таисья угощает по укоренившейся привычке принимать гостей. Нинон для подкрепления сил хлебнула пару рюмок коньяку. После чего жадно курит.

Наконец звонок в дверь. Таисья и Гликерия в своей реакции не отстают от мопсов, но в отличие от них остаются на своих местах.

— Открой, дорогая, — просит Таисья Федоровна.

Элеонора входит, немного возбужденная. Она догадывается, для чего ее так настоятельно приглашала Таисья. Увидев, что Кати нет, успокаивается. С ходу начинает рассказывать о последнем появлении Ласкарата в большом напольном зеркале. При этом умалчивает о самом зеркале, разбившемся вдребезги. Кому ж охота после подобного признания откачивать Гликерию, падающую в обморок при виде надбитой статуэтки.

Дамы терпеливо слушают страшный рассказ, но не сопереживают. Им известно, что за привидение мешает ей спать по ночам. Первой не выдерживает Гликерия Сергеевна:

— Ты кого в мою квартиру водишь?!

— В вашу? — поднимает вверх удивленные брови Элеонора. — Да я у вас с прошлого года в гостях не была.

Отпор получился весьма элегантным. Вообще, надо отдать должное Элеоноре, она хоть блядь в глазах старших подруг, но держать себя умеет. На ней прекрасный черный шерстяной сарафан с крупными аппликациями темно-красных маков и такая же красная шелковая блузка с воротником жабо. Изящные закрытые ботиночки на каблуках, подчеркивающие, что добиралась она не на троллейбусе.

Таисья Федоровна берет инициативу в свои руки. Предлагает всем перейти из кухни в полукомнату с роялем и диваном. Гликерия Сергеевна занимает свое любимое кресло. Когда все остальные рассаживаются, Таисья Федоровна, набрав в легкие побольше воздуха, обращается к подругам голосом, рассчитанным для отдавания приказов на плацу:

— Короче, не будем уклоняться от главного. Лично я шокирована поступками Элеоноры. Надеюсь, вы тоже…

Гликерия Сергеевна трясет головой в знак согласия. Нинон предпочитает промолчать. Элеонора отвечает надменным выражением лица. Таисья, не почувствовав активной поддержки товарок, смягчается:

— Вы все для меня, как родные дочери. О Глике не говорю, она — старинная подруга. И как же мне не возмущаться, когда я узнаю, что Элеонора отбивает Степана у Кати? Поначалу я решила не вмешиваться. Всякое бывает. При мне когда-то в этот дом приходили, бывало, с одними женами, а уходили с другими. Поэтому молчала. Даже, чего греха таить, прикинула и решила, что у Элеоноры больше прав на любовные отношения. Она как-никак вдова. А Катя замужем. И мне ее бедняга Юрген крайне симпатичен…

Таисья Федоровна замолкает, надеясь на проявление эмоций. Но в комнате висит гробовая тишина, и лишь голова Гликерии Сергеевны, подобно маятнику, покачивается в знак одобрения услышанного. Приходится говорить и дальше самой: