Олег Алякринский - Охота вслепую

— Проваливай! — рявкнул громила по-английски. — Пока я не вызвал полицию!

Троих юнцов уже и след простыл. Степан, хрипя, выпрямился и, превозмогая жуткую боль в правом боку, вышел на улицу. Мельком он глянул на девиц. Те испуганно смотрели на него огромными черными глазищами.

Не успел Степан пройти и десяти шагов, как сзади послышался цокот каблучков. Он обернулся. Это была девица из бара. Хотя не такая уж и девица: под глазами темнели круги, которые не могла скрыть даже дорогая косметика, от уголков рта вниз бежали тонкие морщинки.

— Я подумала, вам нужна помощь, — сказала женщина и, оглядев его лицо, добавила: — У вас под глазом синяк.

Он тронул пальцами ушибленное место — и точно: кожа вздулась. Завтра будет страшно в зеркало взглянуть. Вот подонки, мразь…

— Где тут аптека? — спросил он, стараясь не глядеть на женщину.

— Уже поздно. Все аптеки закрыты. Есть круглосуточная, но туда добираться час… — Она запнулась. — Я тут недалеко живу. Если хотите… Я медсестра…

Сержант, несмотря на клокочущую в нем злость, невольно усмехнулся: ну вот, эти слова можно понять как приглашение.

— Спасибо. Я вас не задержу…

Когда они подошли к темному подъезду, в его голове мелькнуло подозрение: а с чего это она ведет к себе домой незнакомого мужчину, устроившего драку в баре? Но в следующую секунду понял: это же проститутка! Она просто подцепила клиента на ночь…

Лючия жила в небольшой однокомнатной квартирке на пятом этаже. Привычным жестом, без всякого смущения, она разделась и, оставшись в черном кружевном белье, поманила Степана к себе на широкую кровать. Он ощутил вдруг прилив сильного желания. Ярость, физическая боль, обида — все вдруг слилось воедино, в неодолимую жажду дать телу и нервам сладостную разрядку… Он жадно оглядел ее тело — подтянутое, упругое, но уже начавшее увядать тело тридцати- или тридцативосьмилетней женщины… Широкие бедра, стянутые черной полоской трусиков, плоский живот, тяжелая мягкая грудь в ажурных черных чашах, широкие плечи, выпирающие ключицы… Ее рука коснулась холмика под ширинкой.

— Тебя раздеть? — с улыбкой спросила она.

— А сможешь? — усмехнулся он. — Хотя зачем я спрашиваю — ты же знаешь свое дело… Раздеть, раздвинуть, взять в рот, доставить клиенту радость…

Ее глаза потемнели, с губ сползла улыбка. Степан понял, что невольно обидел ее, и ему стало стыдно. Чем виновата эта одинокая и по-своему, наверное, несчастная женщина, что у него сегодня настроение дрянь и его обложили как загнанного волка? Желая сменить тему, он попросил осмотреть подбитый глаз и, улыбнувшись, добавил: «Ты же медсестра!»

Женщина усмехнулась и, подведя его к торшеру, внимательно изучила синяк. Сержант вдохнул терпкий аромат ее духов, и к нему вновь вернулось звериное желание… Он обхватил ладонями ее полуголые груди и стал целовать смуглые полушария, потом обнял ее за талию, привлек к себе и жадно впился губами в ее теплые влажные губы. Он почувствовал, как под его сильными руками ее тело податливо прильнуло к нему, и она стала тереться животом о его живот, и потом они упали на кровать и, объятые взаимной страстью, стали стаскивать друг с друга остатки одежды. Степан вошел в нее и, сильно сдавив в объятьях, закрыл глаза… Перед его мысленным взором замелькали полузабытые лица временных подруг… Японка Джейн, француженка Тати, проститутка Николла, Наталья… Достигнув пика наслаждения, Степан откатился от горячего тела женщины и почувствовал, что по щекам у него катятся слезы. Он вдруг с небывалой остротой ощутил бессмысленность и никчемность своей неприкаянной одинокой жизни…

В гостиницу, где остановился Сержант, письмо пришло через три дня. В письме было всего три строчки по-английски: «Среда. После полудня. Холм на 23-м километре приморского шоссе. Серый «мерседес». Через 50 километров на развилке мотель «Стелла Марис». Синий «альфа-ромео». Вам передадут гонорар. Удачи!»

В последние дни к непривычному чувству тревоги примешивалось и непривычное раздражение. Такое с ним происходило редко, обычно он контролировал свое настроение, но ведь и ситуация всегда была у него под контролем. А сейчас он действовал по чужой воле, по чужой наводке. Вслепую! И неважно, что ему решили подсластить горькую пилюлю и предложили эти паршивые двести кусков. Главное, его бесило чувство унижения от того, что он и впрямь не смог отказаться от их предложения. Трепыхался, как пескарь на крючке, но сорваться не сумел.

Вот и настала среда. До места, указанного в письме, они вчетвером добрались на такси рано утром, в восьмом часу. Выйдя из машины, некоторое время стояли на пустынном шоссе, провожая ее взглядом, потом огляделись. Холм, поросший редкими и чахлыми магнолиями, был совсем радом. Странно, подумал Сержант, почему заказчики сразу не уточнили место акции, зачем тянули время? Ведь знай он заранее про этот холм на 23-м километре, можно было подготовить засаду получше. А теперь придется действовать в спешке и наобум.

Когда они поднялись на холм, выяснилось, что шоссе отсюда просматривается прекрасно. Место оказалось совсем безлюдное, вокруг, насколько хватало глаз, не было заметно ни единой постройки. В этот ранний час лишь изредка проносились одинокие автомобили. Если бы Сержант самостоятельно выбирал место, то лучше не смог бы выбрать. Уже хорошо…

Вот тут-то его опять охватило то самое раздражение, которое не отпускало последние три дня. Чувство было непривычное, потому что в прежние годы волновался он лишь изредка.

Пока же приходилось ждать. Домовой, Сизый и Лесоповал невозмутимо готовились к делу. В спортивных сумках они привезли стволы и гранаты. Оружие выложили на траву так, чтобы держать под прицелом участок дорог, где в назначенный час должен появиться серый «мерседес». Лесоповал, основной стрелок, сидел и покуривал, сжимая в руках холодную сталь гранатомета. Остальные просто валялись на траве и ждали.

Сержант отвернулся и, чтобы занять себя, стал вспоминать события трехдневной давности.

…Он не стал посвящать своих курсантов в содержание неприятного разговора с долговязым. А те, давно уже привыкнув не выражать чрезмерного любопытства, сделали вид, будто их вовсе не интересует причина отлучки командира. Они продолжали лениво курить, развалясь на скамейке, и поглядывали на гуляющую по аллее публику.

— Так что делать будем дальше? — не выдержал затянувшейся паузы Домовой. — Может, снова, попытаемся его взять за жабры?

Сержант мрачно сплюнул.

— Пока о нашем доне придется забыть. К нему сейчас не подберешься. После двух покушений старик затаится, как рак-отшельник в раковине. Не удивлюсь, если он вообще слиняет куда-нибудь на Багамы. Ну, сами виноваты, грубо работали… Так что пока объявляю «отбой». Надо пару дней последить за прессой. Газетчики про синьора Россетти расскажут все, что нас интересует.