Олег Алякринский - Клятва на верность

Степан Юрьев забрел сюда случайно. Все утро, как только прилетел в Геную, бездумно шагал по узким улочкам куда глаза глядят. Он никуда не торопился, конкретной цели не имел и прилетел в этот город, следуя невнятному зову интуиции, всегда выручавшей его в прошлом.

Валаччини он сообщил, что отправляется на охоту. В Генуе как раз открывался очередной международный конгресс по борьбе с коррупцией, и, как подсказывал Сержанту опыт, Щербатов не сможет упустить такую прекрасную возможность лишний раз засветиться на международной арене. Газеты и Валаччини и Юрьев просматривали внимательно, знали о блестящих прогнозах в отношении как самого доктора Щербатова, так и его партии, на будущих выборах обещавшей занять если не второе, так точно третье месте. И хотя в прессе ничего не говорилось о приезде русского гостя, Сержант твердо рассчитывал на удачу.

Валаччини его отпустил. Между ними все было обговорено, и дальше держать на привязи синьора Юрьева смысла не было. Пора было спускать его с короткого поводка…

В ресторанчике было не только душно, но и грязновато. Здесь обедали, видимо, местные рыбаки или моряки, пролетариат, в общем. Иностранцы сюда заглядывали редко. Несмотря на то что Степан был одет демократично и неприметно — джинсы, майка, — в нем безошибочно разглядели инородца. В первые минуты даже сорочья трескотня у стойки бара несколько поутихла. Но сейчас вновь откуда-то из глубины ресторана приглушенно застрекотали мужские и женские голоса. Он оглянулся: на широкой стойке полулежала лоснящаяся улыбчивая итальянка средних лет, а перед ней лежали горы фруктов и сыров.

Дама улыбнулась еще шире и что-то пронзительно закричала через плечо. В ответ ее невидимые собеседники оглушительно и продолжительно захохотали, перемежая смех визгливыми криками.

Он отвернулся к кружке своего пива. В этот момент большая жирная муха, тоже, видимо, испытывавшая жажду, спикировала с собственного поднебесья, промахнулась и с громким плеском плюхнулась в пиво. Степан брезгливо отставил кружку, поднялся и бросил на стол несколько бумажек — вполне достаточно, судя по выражению лица подскочившего официанта, быстро сгребшего деньги ловкой смуглой рукой.

Плечом пробив волнистый дождь занавески — глиняные и стеклянные бусы, вперемежку нанизанные на частые шнурки, — он вышел на покатую улочку. С одной стороны текла густая фиолетовая тень, растворившись в которой Степан отправился вниз к морю. Навстречу попадались смуглые аборигены. На тротуаре стояли в ряд несколько стульев, на которых у стены сидели сморщенные итальянские старушки и что-то наскоро вязали.

Сойдя к морю, Юрьев с ненавистью посмотрел на ультрамариновое полотно, переходящее вдали в ослепительную серебристость, — на световую рябь, нежно игравшую на бетонном парапете пирса, и, пошатываясь от зноя, бездумно пошел в сторону пляжа. Сейчас его не волновали здешние красоты, которыми он был сыт больше, чем хотел. Его тревожило то, что впервые в жизни он не выполнил задание. Он был киллером высшей квалификации. Бывало, ему давали лишь фотографию и общие приметы, — этого оказывалось достаточно для того, чтобы обнаружить жертву и привести чей-то приговор в исполнение. Кто был этот человек, за что его приговорили к смерти его не интересовало. Каждый живет по собственным законам, он — по своим, а мир создан не людьми, а Всевышним, и, значит, кому умирать, кому жить и кому чем заниматься — воля Небес.

Общие вопросы его не занимали. Его интересовали вещи конкретные: кто, когда и сколько. Если информации было мало и не было известно, откуда начинать поиски, в нем пробуждались скрытые силы — нечто вроде древнего инстинкта убийцы, который безошибочно вел его к жертве. Не надо было особенно задумываться (да это было и вредно для дела), просто приходилось доверять инстинкту, который рано или поздно приводил его к намеченному человеку.

Вот и сейчас Сержант даже не пытался анализировать, почему он идет в эту сторону пляжа, почему не в другую — просто шел, зная, что уже сегодня должен встретить здесь Владислава Щербатова. Что дальше произойдет — это он тоже не знал.

Дело в том, что на стороне Валаччини были доводы достаточно серьезные, чтобы прислушаться к ним. По большому счету, ему, как лучшему киллеру Европы, не могло уже повредить известие о его профессиональной неудаче — Валаччини он все-таки убить не смог! — тем более что и после всего его заказчиком все еще оставался могущественнейший дон Италии.

То, что киллера могли перекупить, — это было известно и не осуждалось: бизнес есть бизнес. А моральными факторами в этом мире чаще всего озабочены кандидаты в покойники, — наверное, у них обострено ощущение близости царствия небесного.

С какой стороны ни прикинь, для Юрьева было выгоднее принять условия Валаччини и замочить Щербатова. Жить в России он больше не собирался, все его интересы были сосредоточены на Западе, тем более что гонорар за устранение Валаччини он еще не получил. Кроме того, он всерьез опасался, что после того, как он убьет Валаччини, Щербатов не захочет иметь в живых такого опасного свидетеля, как Сержант. А Валаччини вряд ли бы стал его убивать: его репутации уже ничего не грозило, она и так оставляла желать лучшего. Да и в президенты Италии он не собирался баллотироваться на старости лет.

И все-таки был еще один довод, перечеркивающий все остальные. Именно из-за него Степан Юрьев и не мог окончательно решиться на устранение Щербатова: судьба его младшего брата Романа Юрьева…

Было около пяти часов. Ослепительная синева моря уже утомила глаз — на нее было больно смотреть. Юрьев успел искупаться, успел обсохнуть, а теперь решил спрятаться ненадолго от этих знойных красок, отдохнуть до той поры, когда что-то в нем самом предсказывало какую-то скорую развязку.

Он вернулся в маленькую гостиницу, где по прилете в Геную снял номер, поднялся к себе на второй этаж и в болезненном солнечном опьянении свалился навзничь на постель. Ему приснилась Африка, группа пыльных негров, которые сумели спастись в общей неразберихе карательной операции и теперь пытаются удрать от него, скрыться в джунглях… И он сам, почти на десять лет моложе — Экспедиционный корпус, операции особого назначения, — настигает беглецов и на ходу одной длинной очередью скашивает толпу мужчин, женщин и их пузатых отпрысков… Он проснулся оттого, что во сне засмеялся, проснулся, а в окне уже синели сумерки. Теперь на улице было люднее, чем днем. Туристы, просто прохожие, редкие полицейские… Прошла девчонка в короткой юбке и черном лифчике.

Он спустился, вышел на улицу и побрел, думая о брате.

Последний раз Степан видел Рому лет двадцать назад, как раз перед отъездом из Москвы. Брательник тогда по пьянке угодил в КПЗ — ничего нельзя было поделать. Степан лишь пообещал Ромке: «Я вернусь, Рома. Вот увидишь, вернусь! Через месяц, от силы два. Ты же знаешь, что у меня нет никого, кроме тебя. Я вытащу тебя, вот увидишь!».