Олег Алякринский - Клятва на верность

Ангел курил и молчал. Все, что говорил сейчас Дядя Вася, было правильно. Но все не имело к реальной жизни ни малейшего отношения. Это все равно как если бы всерьез начать жить как средневековый рыцарь — напялить латы, вскарабкаться на лошадь и поехать воевать с неверными. Ангела вдруг осенило, что Дядя Вася и есть своего рода Дон Кихот, который борется с ветряными мельницами, принимая их за врагов, а реальных врагов уже не видит. Все это своего рода игра: в рыцари, в монахи, в аскетичных воров. Игра в старину. Бесполезно разубеждать Дядю Васю. Но договариваться с ним надо.

— Вот видишь, Дядя Вася, сколько всего накопилось, — примирительно буркнул Ангел. — Нам же есть о чем поговорить. Сообща, заметь… Сейчас, вдвоем, проблемы мы не разрешим.

Дядя Вася докурил очередную сигарету. Щелчком пальца отбросил окурок. Проследил за его полетом и решительно помотал головой:

— Нет, ничего не получится!

— Пойми, Дядя Вася, это нужно для нас всех, для всего воровского мира, — упрямился Ангел. — И надо поторопиться, пока мы сами не обложили себя со всех сторон.

Последние слова заставили Дядю Васю задуматься. То, что война воров друг с другом не нужна никому, — это было ясно и ему. Вернее, ему прежде всего.

— Ладно! Будем считать — уговорил. Когда и где?

Решили встретиться на похоронах Лиса, намеченных на послезавтра. Приличия будут соблюдены: хоронить будут известного законника — вот и серьезный повод прийти всем. И предупредить каждого, чтобы пришли без стволов и перьев. Конечно, исключая быков, но те не в счет, те на сходе присутствовать не будут.

Разошлись в раздумьях, но в общем-то довольные итогом встречи.

Сход собрали в кафе, возле небольшой церкви в Красногорске, где на приходском кладбище и было решено захоронить Лиса. И новые воры, и «нэпманы» пришли в полном составе: пятнадцать против двадцати пяти, всего сорок законников, представлявших собой незримую обычными людьми власть, которая, объединившись, могла всколыхнуть всю Россию.

Так думал Ангел, оглядывая своих — Гуро, Графа, Силача, Муху, Красавчика, Грека, Цаплю, Пашу Сибирского — всех, в общем. Вспомнил Лиса, на чьи похороны и поминки все и собрались; как всегда на Руси, после первого стакана часто забываешь повод застолья. Но сегодня слишком серьезная причина собрала вместе лучших урок страны, — немудрено было забыть и о смерти товарища.

Да, сегодня должно было все решиться. Скоро подойдет Варяг, и все будет тип-топ, думал Ангел, все равно нервничая и поминутно поглядывая на часы.

— Бьем-бьем-бьем! бьем лбом, бьем лбом! били-били лбом-лбом! белым лбом… бьем… бьем!.. — били колокола кладбищенской церкви, навевали мысли о вечности, о покое, о печном покое. — Били-бьем!.. Би-ли-бьем! Бьем-бьем… белым-белым лбом… бьем! бьем! бьем!

С кладбища все потянулись в это облюбованное заранее кафе. Нэпмановские воры шли пешком, мелкими группами, сопровождаемые скользящей следом охраной. Новые воры «из гнезда Медведя», как их в шутку все еще порой называли, подъехали на сверкающих иномарках, за которыми, в таких же щеголеватых тачках, может быть чуть-чуть пообтрепаннее, ехала охрана. Теперь подмосковный городок, и кладбище, и колокольный звон остались где-то позади, за стенами кафе, а здесь, в двухэтажном заведении, поместились только свои — чужого фраера просто не пустили бы, а если бы вдруг и оказался здесь какой-нибудь недотепа, сам попытался бы тут же исчезнуть, испугавшись неизвестно чего, может быть, суровых взглядов, оценивавших его по меркам совершенно иной жизни.

Чуть припозднившись, Варяг, в сопровождении двух охранников, поднимался на второй этаж, где сход уже поминал убиенного Лиса и где ему, Варягу, будет суждено стать (он был в этом уверен) первым среди равных, а значит, достичь такой силы и власти, которая многим в этой стране и не снилась.

Сейчас до него доносились нестройные голоса из зала, как-то странно накладываясь друг на друга.

…Эти шумы, а затем другие, воображаемые, всплывшие из глубины памяти с четкостью, которая повергла его в дрожь: давний сходняк у Медведя, когда его короновали, а потом сходняк, сделавший его смотрящим… и всегда его предупреждали блюсти воровскую честь, хранить данную им клятву, потому что в ином случае всегда наступало возмездие, о котором не хотелось думать… Вдруг он услышал недовольный голос покойного Лиса и голос вступившегося за Варяга Медведя: «Варяг живет другой жизнью. Раньше такая жизнь посчиталась бы отходом от воровских традиций, и сходняк просто исключил бы его из законников, но времена меняются»…

Ровно в двенадцать Варяг вошел в зал, понимая, что, возможно, этот день — самый важный в его жизни. В просторном зале за длиннющим столом сидели сорок воров в законе — негласных властителей России, — которым Варягу сейчас предстояло навязать свою волю. Он подошел к. столу, к свободному стулу рядом с Ангелом, отыскал взглядом Федула, Гуро и Графа, кивнул им, взял протянутый ему стакан водки… и вдруг отставил его. Сегодня водка не нужна. Сегодня он обойдется без водки.

— Люди! — громко сказал Варяг.

Он стоял во весь рост, так чтобы все его видели и слышали.

— Люди! Долго ли мы будем мочить друг друга? Наши ссоры только на руку нашим врагам. Через полгода вполне может статься, что бандиты и легавые всех нас перестреляют.

Нарастающий глухой ропот был ему ответом.

— Вспомните, как убили Колуна и Гордого? А все потому, что мы грыземся между собой, как последние суки, как собаки из-за куска вонючего мяса!

— Да кто ты такой? Кто ты такой, чтобы нас судить? — громко вопросил кто-то за столом.

Неожиданный вопрос отвлек Владислава на мгновение, и за это мгновение — четко, как на киноэкране, — вдруг промелькнула вся его жизнь: промелькнула, словно бы он вновь пережил весь ужас и радость прошлых лет, сделавших его тем, кем он есть: коронованным вором в законе, смотрящим по России. Он смотрел в лица ожидавших от него ответа законников, а сам видел пятнадцатилетнего Владика Смурова…

Он отогнал непрошеное видение, нашел взглядом того, кто вопрос задал. Это был Дядя Вася — все такой же, ничуть не изменившийся за последние годы: сухой, статный — спина прямая, рука, сжатая в кулак, твердо лежит на столе.

— Я — Варяг.

— Я знал Варяга. Что-то ты не очень-то на него похож.

— Я Варяг, Дядя Вася. Мы были с тобой вместе в Казани. Ты был тогда смотрящим, а я держателем общака.

— Варяга-то я хорошо помню. Помню и Казань. Но ты-то, Владислав Геннадьевич, какое ко всему этому имеешь отношение?

Варяг усмехнулся.

— Неужели не помнишь, как Земеля прокололся со своей бабой? Отдал ей деньги, которые намечались в общак? Помнишь, как я приговорил его? А помнишь, как нас чуть не загребли менты на малине Хазара?