Сергей Самаров - Бикфордов час

Мне небрежность допускать было никак нельзя. Заменить, конечно, можно любого. Но меня в моем случае, с моими связями в родном поселке, другой военный разведчик полноценно заменить не смог бы. Как не имел права просто и бездумно наблюдать, как будут расстреливать людей, что меня встречают. При этом я отдавал себе отчет, что любая моя попытка предупредить ополченцев о засаде может быть самими ополченцами воспринята неадекватно, меня могут не понять и начать стрелять в мою сторону, и одновременно бойцы в засаде сразу отреагируют по-своему, и тоже начнут стрелять. Конечно, я могу и спрятаться за какой-нибудь бугорок. Но ведь они, имея численное превосходство, могут и перебежать под прикрытием пары стволов, чтобы атаковать меня с другой позиции. И одновременно будут стрелять уже и в ополченцев с предельно удобной для расстрела дистанции. И потому я, размышляя о том, что увидел, стал скрытно приближаться, но не забыл, что лес есть и на другой стороне дороги. И внимательно обследовал его участок за участком. Но там никого обнаружить не сумел. Значит, засада неразумно засела только с одной стороны дороги. Это означало, что в случае промаха, если люди в засаде начнут стрелять, а промахнуться в ночное время несложно, ополченцы на дороге смогут за машины спрятаться. Усложнила, короче говоря, засада себе задачу. Это от неопытности…

Однако то ли бойцы в засаде мои мысли уловили, хотя я их не выкрикивал на весь лес, то ли сами сообразили. Они обменялись знаками, из которых я сделал вывод, что обучали их американские инструкторы, поскольку американская система знаков слегка отличается от любой другой, и двое тут же скрытно начали смещаться в тыл машинам, чтобы подальше от них перейти дорогу. Для меня это действие прозвучало командой. Я не стал убирать бинокль в футляр, а просто перебросил футляр на ремне под мышку ближе к спине, чтобы не мешал, бинокль, снабженный отдельным ремнем, оставил висеть на шее, вытащил нож из ножен на голени, боковым рычагом на рукоятке взвел стреляющее устройство, а сам патрон уже давно был в стволе. Свой пистолет я даже готовить к бою не стал, удовлетворившись тем, что он частично подготовлен, то есть патрон уже в патроннике, пистолет на взводе, хотя и на предохранителе. Если будет необходимость к нему прибегнуть, моя поясная кобура так устроена, что рука, обхватывая рукоятку, уже саму кобуру расстегивает. И задержки с появлением в руке оружия быть не может.

Я уже приблизился в засаде на такое расстояние, что имел возможность стрелять из «НРС-2». Но тут мне в голову неожиданно пришла еще одна мысль. И очень, как мне показалось, важная, касающаяся меня напрямую. Кажется, я догадался, чего ждали диверсанты в засаде и почему не стреляли сразу. Они ждали меня. А это значило, что была утечка информации. Утечка могла произойти только по трем различным каналам – из ГРУ, из погранотряда и из штаба батальона ополчения, который взялся меня «вывести» на территорию, подконтрольную украинской власти. От такой мысли сразу произошел приток крови к голове. Это существенно осложняло бы мою работу, но в любом случае необходимо было выяснить, что укродиверсанты знают, если они что-то знают. Полная информация была только в ГРУ. В погранотряде информация была частичная, в батальоне ополчения тоже частичная, но уже в другой своей части. И то, что парни из засады знают, могло бы показать, где прошла утечка информации. Следовательно, мне необходимо было захватить живьем хотя бы пару человек. Можно, конечно, и одного, но один, как может оказаться, вообще ничего не знает, или знает слишком мало, или говорить не пожелает. Второй должен быть страховочным вариантом. При этом следует учитывать, что американские инструкторы готовят диверсионно-разведывательные группы из числа бойцов национальной гвардии. А это, как правило, откровенно туповатые, упрямые и упертые «отморозки», идейные украинские фашисты, и с ними не всегда можно найти общий язык. Даже умирая, они будут думать, что умирают за свою идею, и не понимают, что идея их выдумана и выстрадана за океаном. Это тем более говорило о том, что брать следовало двоих. То есть лучше было бы исключить применение огнестрельного оружия. А это задачу осложняет многократно. Но я по опыту знал, что, чем сложнее задача, тем она лучше решается. Тогда сам мобилизуешься и все делаешь четко и правильно.

Я остановился, замер, прислушался, после чего поднял бинокль к глазам и попытался отыскать вторую пару укродиверсантов, что двигалась в обход машин на другую сторону дороги. Но их уже даже тепловизор не показывал. Возможно, стволы деревьев мешали, возможно, они проходили какую-то ложбинку или низменность, и потому скрылись от глаза тепловизора. Удастся ли подобраться ко второй паре незаметно и бесшумно, я не знал. Мне бы лично это удалось. Но кто знает, как поведут себя ополченцы и не спугнут ли они противника. И потому я стал соображать, как мне захватить в плен двоих на этой стороне. Тем более один из них был командиром группы, как я понял из того, что он отдавал приказания жестами. Его послушались сразу. Значит, авторитет у командира есть. А это уже само по себе говорило, что он может знать больше других. С другой стороны, это же предполагало, что он может оказаться самым упертым и вообще откажется разговаривать. То, что командир может отличаться от других своей боевой и физической подготовкой, меня, скажу честно, не особенно волновало. Я был уверен в себе. И не потому, что я умею драться, а мой предполагаемый противник априори дерется хуже меня. Он, возможно, тоже умеет драться, как я предполагаю. Но ни одна боевая система не учит так, как учит система спецназа ГРУ. А заключается она в скрытном приближении и неожиданном нападении. Это, как правило, дает шестьдесят процентов победы, если не все сто. И я перед тем, как продолжить сближение, присел и перевесил из-под штанины поверх штанины специальный резиновый подвес, созданный для ношения на ноге. На подвесе крепился весь комплект принадлежностей ножа, включая подсумок с четырьмя запасными патронами. Правда, в кармане куртки у меня была еще и коробка с такими же патронами «МП-4», дающими эффект бесшумности, а в рюкзаке лежало еще две коробки. И при необходимости я всегда мог добавить в подсумок запасной патрон. Вообще-то, говоря по правде, этот нож мне нравился тем, что он покрыт черным никелем, который не стирается так, как чернота на оксидированных клинках, и не блестит под луной. Блеск режущей кромки настолько незначителен, что его можно даже во внимание не брать. Перевесив нож на ноге поверх штанины, я готов был использовать его при необходимости и собственно как нож, и как пистолет, точно так же, как свой штатный пистолет. И после этого сначала присел, а через пять метров и попросту залег, и пополз, неторопливо. Как обычно, сам к себе прислушивался, не буду ли я издавать каких-то выдающих меня звуков. Нет, все было нормально. Я полз и одновременно присматривался, выбирая такой угол атаки, который скроет меня и моего противника от второго укродиверсанта. Благо березовый лес был в изобилии усеян зарослями молодняка. А молодняк тем и хорош, что растет густо и одновременно бывает гибок даже весной, когда листьев на березе еще нет. Я выбрал как преграду для взгляда со стороны небольшие, но достаточно высокие заросли молодого березняка и полз, выходя на нужный угол атаки.