Андрей Воронин - Из любви к искусству

Надо бы съездить к Яхонтову. У старика удивительно ясная голова, да и смотрит он на это дело со стороны. Может быть, он заметит что-то, что я проглядел, и подскажет, что делать. А делать что-то нужно, и делать быстро, пока чего-нибудь не сделали со мной."

Додумав эту мысль до конца, он с некоторым удивлением обнаружил, что уже не сидит на крыше, а стоит на земле, придерживаясь левой рукой за ступеньку приставной лестницы, по которой, судя по всему, только что спустился. Пока мозг колебался, принимая решение, тело почуяло слабину и принялось действовать самостоятельно. Это не удивило Дорогина и тем более не испугало: в экстремальных ситуациях он давно привык больше полагаться на рефлексы, чем на логическое мышление. К этому его приучила профессия каскадера. И потом, если подумать, чем была вся его последующая жизнь, если не бесконечным каскадом смертельно опасных трюков? Когда ты уже оттолкнулся от края крыши и камнем падаешь в пятиэтажную пропасть, поздно думать о том, как именно следует приземлиться, чтобы не переломать ноги. Думать об этом нужно до прыжка, а в момент приземления тебя может спасти только выработанный упорными тренировками рефлекс. Когда в тебя стреляют, ты не думаешь, какие мышцы и в какой последовательности нужно напрячь, чтобы увернуться от верной смерти. Ты просто бросаешься на пол и принимаешься палить в ответ, даже и не пытаясь выстраивать в уме баллистическую кривую полета пули.

«Все нормально, – сказал он себе, идя через двор к дому и незаметно для себя самого ускоряя шаг. Я не слышал выстрела и не видел вспышки, но я знаю, что пуля уже вылетела из ствола. Она уже на подлете – вот-вот вышибет мозги… Черт меня дернул опять связаться с Варварой! Она, конечно, влезла бы в эту историю и без меня, но в одиночку ей не удалось бы увязнуть в ней так глубоко. Вот и выходит, что на мне лежат определенные обязательства. Перед Тамарой у меня тоже есть обязательства, но Тамаре в данный момент ничто не угрожает, да и я собираюсь-то всего-навсего съездить в Монино и навестить старика, который мне очень симпатичен. Тамара теперь вряд ли позвонит до самого вечера – просто не захочет отвлекать меня от дел и злить. Кажется, я ее немного напугал своим тоном… Видит бог, я этого не хотел. Или это тоже был рефлекс? Я-то думал, что собираюсь весь день просидеть дома, но организм имел на этот счет свое собственное мнение и между делом обеспечил мне алиби.»

Он быстро принял душ, смыв с себя трудовой пот и грязь, оделся и почти выбежал из дома, хотя особенно торопиться было, в сущности, некуда. Уже закрывая ворота, он вспомнил, что опять не взял никакого оружия, но лишь досадливо махнул рукой: у него не было намерения принимать участие в боевых действиях.

Чтобы сэкономить время, он не стал заезжать в город и с Ленинградского шоссе свернул на кольцевую, оставив в стороне Москву с ее сумасшедшим движением и пробками, которым мог бы позавидовать любой мегаполис. Он гнал по третьей полосе, бросая лишь короткие взгляды на фанерные чучела гибэдэдэшников, укоризненно махавшие ему вслед своими полосатыми жезлами. Снедавшее его смутное беспокойство заставляло Дорогина все сильнее давить на педаль газа.

Он свернул на Щелковское шоссе и после поста ГИБДД еще немного увеличил и без того высокую скорость. Подвешенная к зеркалу заднего вида рыба-попугай смотрела на бешено несущуюся навстречу дорогу испуганными круглыми глазами, а когда машину трясло на выбоинах, поворачивалась вокруг оси и переводила немигающий удивленный взгляд на Муму, словно хотела спросить, куда, черт подери, он так торопится.

Дорогин не смог бы ответить на этот вопрос за все сокровища мира. Он знал лишь одно: нужно начинать действовать. Как действовать, он не знал, и именно поэтому хотел посоветоваться с Даниилом Андреевичем. Старый ювелир, по крайней мере, мог перечислить ему имена коллекционеров, у которых хватило бы средств и смелости приобрести украденный сервиз. Он всю жизнь провел в среде, о которой сам Дорогин имел весьма туманное представление. Перельман говорил что-то о музейных работниках, которые посещали в свое время школьный музей. Возможно, всю эту операцию провернул кто-то из них. Возможно даже, что Перельман действовал не самостоятельно, а по заказу, и его смерть, в таком случае, была всего-навсего своеобразной формой оплаты за хорошо выполненную работу. Если так, то Яхонтов с его отличной памятью, широким кругом знакомств и умением разбираться в людях мог бы вывести Муму на заказчика. Так или иначе, Дорогин видел только одну альтернативу этому визиту: немедленный звонок полковнику Терехову и передачу дела в его руки.

«Поздновато, – подумал он. – В милицию обращаться надо было сразу же, как только я понял, что именно украли из школьного музея. Тогда речь шла только о поимке преступника и возвращении похищенного. Теперь на карту поставлены жизни Варвары и моя собственная, и я не настолько наивен, чтобы надеяться на милицейскую защиту. Вряд ли они найдут заказчика раньше меня. Если быть до конца честным, то надо признать, что они его скорее всего никогда не найдут, а если все-таки найдут, то уже после того, как нас с Варварой похоронят. Нанимать охрану бесполезно – ее просто перекупят. А самое смешное вот что: как бы ни кончилось дело, полковник Терехов наверняка доберется до меня и, как и обещал неоднократно, спустит с меня шкуру. А потом посадит – голенького, без шкуры…»

Он въехал в Монино и почти сразу вынужден был прижаться к обочине и затормозить. Мимо него, сверкая синими мигалками и издавая сиплые пронзительные вопли, одна за другой на бешеной скорости проскочили три пожарные машины. «В магазин поехали, – подумал Муму, – за водкой.» Но вслед за пожарниками мимо пропылила машина «скорой помощи», и он понял, что дело вовсе не в водке.

Он проводил кортеж взглядом, пошарил глазами поверх серых шиферных крыш и без труда отыскал в безоблачном небе столб густого серого дыма. Горело где-то впереди, совсем неподалеку, а если уж быть совсем точным, то прямо там, куда ехал Дорогин, – если не дом Яхонтова, то один из соседних.

Муму включил передачу и газанул с места так, что покрышки издали короткий протестующий визг. Дважды повернув – сначала налево, а потом направо, Муму выбрался на улицу, где жил Яхонтов, и затормозил.

Торопиться было некуда. Все три пожарные машины и «скорая помощь» были здесь. Пожарники уже повалили забор и заканчивали разматывать свои рукава. Дом Яхонтова пылал, как пионерский костер, и, когда тугие струи воды ударили наконец в черно-оранжевый водоворот огня и дыма, Дорогин лишь покачал головой: что толку?

Пожарники поняли это без его подсказки и сосредоточились на том, чтобы не дать огню перекинуться на соседние дома. Дорогин наблюдал за их действиями, сидя в машине. Потом он заметил, что двое крепких ребят в форме спасателей грузят в машину «скорой помощи» носилки. Лежавший на носилках человек был укрыт простыней только по грудь. Еще один спасатель держал в одной руке капельницу, а другой прижимал к лицу лежавшего на носилках человека кислородную маску.