Андрей Воронин - Из любви к искусству

У Хрусталева упало сердце. «Вот оно, – подумал Антон. – Так я и знал… Ну и что теперь делать?»

– Журналистка? – осторожно переспросил он. – Ох, Серый, Серый… Вот этого-то я и боялся… В общем, так. Не должен я этого говорить и никому бы не сказал, а тебе скажу. Может, конечно, я и ошибаюсь, да только Петрович, когда здесь был, все ругался на какую-то журналистку. Если бы, говорит, не эта сука, я бы тебя, Антон, беспокоить не стал. Из-за нее, говорит, весь сыр-бор загорелся… Убью, говорит, сволочь, и в землю закопаю. Вот такие дела, браток, – закончил он после паузы и, не дожидаясь Дорогина, залпом опрокинул в себя стакан.

«Вот чертовщина, – подумал Муму. – В жизни так не бывает. Что это – совпадение? Таких совпадений тоже не бывает. Антон прав, надо отсюда уезжать. Это совпадение может дорого обойтись…»

Но вместо того, чтобы немедленно встать и со всей возможной поспешностью покинуть дом Хрусталева, он лишь прочнее утвердился на стуле и наконец выпил степлившуюся водку.

– Вот что, Антон, – сказал он. – Мужик ты взрослый, и не мне тебя жизни учить. У каждого своя дорога, и не я виноват, что наши тропинки в таком неудобном месте сошлись, что ни взад, ни вперед. Просить я тебя ни о чем не стану, а тем более уговаривать или настаивать. Это твоя жизнь, и решать тебе. Скажешь – уйду без обид. Об одном хочу тебя просить: покажи мне то, что Петрович у тебя спрятал. Если это не то, о чем я думаю, я тебе обещаю: забуду и никогда не вспомню.

– А если то? – спросил Антон, проклиная черта, который дернул его за язык.

– А если то, тогда я расскажу тебе одну историю. Ты меня выслушаешь и решишь, как быть дальше. Идет?

Хрусталев заколебался. Показать Серому сумку, которая лежала в подвале, присыпанная картошкой, означало обмануть доверие Петровича. А с другой стороны, Дорогин – могила. Если он пообещал молчать, то об этой сумке не узнает ни одна живая душа. А значит, и Петрович ничего не узнает. Дело-то серьезное, это по всему видно. Не стал бы Серый о таком просить, если бы речь не шла о жизни и смерти. «Эх, – подумал Антон. – Я ведь пять минут назад собирался за кореша глотки рвать! А тут и рвать-то ничего не надо, просто спуститься в подвал да разрыть картошку, а я уже и в штаны навалил. Да, может, все еще обойдется. Мало ли на свете журналисток? А уж сумок-то, сумок! Их вообще не сосчитаешь. Так что ерунда это все. Не убудет от меня, если Серый в эту сумку заглянет.»

Он плеснул себе водки, жадно выпил и решительно встал из-за стола.

– Пошли, – сказал он Дорогину. – Это в подполе.

– ..Вот такие дела, Антон, – сказал Муму, закончив свой короткий рассказ. – Тебе решать, что делать.

Они снова сидели на веранде. Забытая бутылка водки стояла на столе между ними. По перилам веранды прогуливался серый в полоску молодой кот, приглядываясь к людям и, видимо, удивляясь, почему эти двое сидят за столом и ничего не едят.

Хрусталев взлохматил пятерней остатки волос и длинно, тоскливо вздохнул.

– Решать… – повторил он. – А что я решу? Много вы меня станете спрашивать, когда мочить друг дружку начнете! Чуяло мое сердце, что не разойтись вам с Мамонтом подобру-поздорову, ох чуяло! И чего я, дурень, еще летом отсюда не убрался? Собирался ведь, знал, что добром это не кончится!

Что мне делать-то теперь – бежать?

– Знаешь, – сказал Муму, – а ведь бежать, пожалуй, поздно.

Он сидел лицом к дороге и первым увидел показавшийся из-за поворота черный джип. Хрусталев проследил за направлением его взгляда и резко обернулся. Лицо его помертвело, превратившись в гипсовую маску. На нем жили только глаза, которые испуганно перебегали с Дорогина на приближающийся джип и обратно.

«Вот дерьмо, – подумал Муму, вынимая из кармана пистолет и передергивая затвор. – Почуял он меня, что ли? А впрочем, чему удивляться? Ему доложили, что я увез Варвару, он вспомнил, что мы знакомы с Антоном, и решил перепрятать сервиз от греха подальше. Поздно спохватился, приятель. А хорошо все-таки, что я сразу не притащил сюда Варвару! Она там, в машине, наверное, уже с ума сошла от беспокойства, но беспокойство – не пуля, его пережить можно.»

– Погуляй, Антон, – сказал он, неотрывно глядя на джип. – Тебе здесь делать нечего.

– Эх, – сказал Хрусталев и исчез.

Машина остановилась у ворот. Лязгнула щеколда, калитка открылась, и во двор вошел Мамонтов. Дорогин сидел за столом на веранде, низко опустив голову и исподлобья наблюдая за Петровичем. Тот дошел до середины двора, прежде чем понял, что за столом сидит не Хрусталев, и остановился, сразу же засунув руку в карман.

Дорогин поднял голову. Почти минуту они молча смотрели друг на друга. Говорить было не о чем, все было ясно без слов.

– Уйди с дороги, Серый, – все-таки сказал Петрович.

– Ничего не выйдет, – откликнулся Дорогин. – Мы оба не признаем полумер, а это была бы полумера.

Петрович медленно кивнул, признавая его правоту, и вдруг выстрелил в Дорогина прямо сквозь карман пальто. Пуля разбила стоявшую на столе бутылку, в стороны полетели осколки и вонючие брызги. Муму ощутил тупой болезненный толчок в забинтованный бок и выстрелил в ответ. Петрович начал падать, жестом оперного певца прижав к груди свободную руку, но Дорогин еще дважды нажал на спусковой крючок: он терпеть не мог сцен из фильмов ужасов, где убитый, казалось бы, монстр вдруг вскакивал и бросался в атаку, размахивая окровавленными руками.

Охранники ворвались в калитку, теснясь и толкаясь, и сразу же открыли по веранде беглый огонь в два ствола. Дорогин упал на пол, чувствуя, как на голову сыплются щепки, просунул ствол пистолета между столбиками перил и стал отстреливаться, считая патроны и проклиная себя за то, что не взял запасную обойму.

Охранники двигались по огороду короткими перебежками, как атакующий спецназ. Патронов они не жалели, и, пока один из них перезаряжал пистолет, другой палил по веранде, не давая Дорогину поднять головы.

В пистолете Муму оставалось только два патрона, когда один из охранников наконец выронил оружие и лицом вверх упал на кучу картофельной ботвы, которую еще не успел убрать с огорода Хрусталев. Дорогин поймал на мушку второго охранника, выстрелил, промахнулся и тут же, не успев остановить себя, выстрелил еще раз. Его последняя пуля взметнула фонтанчик сухой земли.

Охранник, который, судя по всему, тоже умел считать, выждал какое-то время и осторожно поднялся из укрытия.

– Ну вот и все, подонок, – слегка задыхаясь, сказал он и поднял пистолет, держа его обеими руками.

Сухо треснул выстрел. Охранник удивленно обернулся к воротам. Его ноги подломились, ствол пистолета описал короткую дугу и в последний раз подпрыгнул, послав пулю в голубое осеннее небо. Охранник упал.