Андрей Воронин - Комбат

– А я? – поинтересовался Пружина.

Червонец хитро посмотрел на него.

– Ты боишься мертвецов? Только честно.

– Нет, – сжав зубы, ответил Пружина.

– Значит, останешься здесь, в карьере.

– Сколько мне ждать? – холодея душой, поинтересовался Пружина, которому никак не улыбалась перспектива пробыть хотя бы полчаса в обществе мертвеца.

– Телевизор тебе, конечно, посмотреть не удастся, – хохотнул Червонец, – но если будешь держать рацию включенной, то по нашим разговорам поймешь, когда мы будем возвращаться.

– А если кто появится?

– Сообщишь нам, – коротко сказал Червонец, – и смотри, чтобы ноги твоей за пределами карьера не было, сколько бы тебе не пришлось ждать – день, два, неделю.

Пружина побледнел.

– Я хотел бы… – начал он.

– Да ладно тебе, Пружина, шучу. Будем часа в два ночи, не позже.

Затем он достал из кармана рацию и связался с джипами, находившимися в лесу.

– Ребята, сворачивайтесь и ждите нас на шоссе..

– В каком месте?

– Вы нас сразу заприметите.

А затем, широко шагая, направился к погрузчику и уверенно, гулко ступая по металлическим ступенькам, взобрался на верхнюю площадку. Он выглядел капитаном на капитанском мостике.

– Ну-ка, Тхор, быстрее! – произнес он, исчезая в кабине.

Дулеб уже сидел за рулем тяжелого грейдера и пробовал завести двигатель. Ему даже не понадобилось воспользоваться набором ключей, стартер пускача заводился простым нажатием кнопки. Обе махины содрогнулись. Первой поехала «Сталева Воля», сверкая в лучах заходящего солнца отполированным землей и песком огромным ковшом.

Следуя за погрузчиком на грейдере, Дулеб, будучи от природы любопытным, то опускал, то приподнимал над дорогой длинный отвал-нож.

Дымя черной гарью, техника выехала из карьера, и еще минуты четыре рокот моторов был слышен в чаше карьера. Затем там наступила почти полная тишина, в которой можно было расслышать, как песок ссыпается с отвесных стен забоев, как потрескивают остывающие после дневного солнца вагончики, как попискивает ласточка, высунув свою любопытную, поблескивающую бусинками глаз голову из устроенного под навесом гнезда.

Пружина знал, ждать ему долго. Уж лучше бы взяли его на дело! Самое невыносимое – ждать, когда боишься, боишься смертельно. Он с ужасом понял, что единственная дорога из карьера, по какой можно выбраться – это та, по которой выехала техника. Наверх по крутому осыпающемуся откосу он не вскарабкается. И если кому-нибудь в это неурочное время взбредет в голову заехать в карьер, незамеченным ему не удрать. И тогда смерть сторожа припишут ему.

Пружина обошел вагончики, отыскал деревянный ящик и сел возле глухой стены одной из бытовок так, чтобы видеть выезд из карьера, по которому к нему могло прийти и избавление, и кара.

Погрузчик двигался по проселочной дороге величественно и важно, качаясь, как большой корабль, на высоких волнах. Грейдер следовал за ним метрах в ста. Зеркальные стекла джипов уже поблескивали на шоссе возле самого съезда. Червонец сидел за штурвалом огромной машины и чертыхался, кривил носом.

– Ну и вонь же здесь в кабине! – он то и дело бросал взгляды на приборы, боясь, что с машиной что-нибудь случится.

Когда наконец первый страх прошел, и он почувствовал, что погрузчик исправен и на ходу, его рука легла на рычаг, управляющий ковшом. Послышалось, как загудел гидравлический насос, и штоки вползли в цилиндры. Ковш высоко поднялся, закрыв обзор впереди.

– Червонец, мы сейчас куда-нибудь врежемся!

– Да ты что, не видел? На поле ни столба, ни забора.

И что может остановить такую громаду?

Одно легкое движение руки, рычаг щелкнул, и ковш пошел вниз, принимая походное положение.

– Хорошая машина, – похвалил Червонец, – жаль только приметная.

– Да, – мечтательно проговорил Тхор, – на такой по городу бы поездить! Получше «мерса» с мигалкой будет, все тебе дорогу уступят.

– А фар-то на ней! – заулыбался Червонец, включая все освещение, какое только было.

– Целых шесть штук, – подтвердил Тхор, выглядывая из приоткрытой двери кабины.

Замигал фарами и грейдер.

– Прямо тебе не дорожная техника, а иллюминация в Парке культуры и отдыха! – рассмеялся Червонец, поддавая оборотов двигателю.

Теперь уже погрузчик не плавно переваливался, а подпрыгивал, несмотря на весь свой грандиозный вес. «Сталева Воля» лишь вздрогнула, когда передние колеса пошли вверх на довольно-таки крутой подъем к шоссе.

– Тянет, прямо как паровоз на спуске! – не переставал удивляться выносливости агрегата Червонец.

Он выехал на шоссе и махнул рукой людям, сидевшим в джипах, мол, за мной! Процессия не спеша покатила по дороге.

Машин пока попадалось достаточно много.

Люди спешили из аэропорта, спешили в аэропорт, чтобы встретить родственников, деловых знакомых, друзей. Но на большой скорости практически никто не мог рассмотреть, что за пыльными стеклами строительной техники сидят не работяги в спецовках, а мужчины с холеными лицами в дорогих кожаных куртках, место которым не в кабинах строительных машин, пахнущих соляркой и солидолом, а за рулями новых «мерседесов» и «БМВ».

– Тхор, тебе никогда не хотелось стать трактористом? – смеялся Червонец.

– Хотелось, но жизнь распорядилась по-своему, – то ли всерьез, то ли тоже шутя, отвечал Тхор.

– Небось, в деревне вырос, трактористом мечтал стать или комбайнером?

– Да нет, я всегда матери говорил, что председателем стану.

– Тоже неплохо, – ухмыльнулся Червонец. – Вот провернем дело, считай, ты председатель. Захочешь – можешь купить себе отстающий колхоз вместе с полями. Будут у тебя и плантации, и рабы. Станешь доярок трахать…

– Доярки навозом пахнут.

– А ты их помой.

– Долго мыть каждую, я терпеть не умею.

– Соберешь всех в кучу и из шланга поливать станешь, они визжат…

– Хорошо.., а шланг упругий, теплый… длинный.

– И тут, Тхор, из деревни мужики с вилами прибегут. Тебя к стенке припечатают. Одни вилы в горло, другие – в пах воткнут.

– Типун тебе на язык, Червонец.

– Не переживай, если не станешь жадничать и мужикам на водку хватит, они тебе все простят, даже своих баб. Ты же и им деньжат подбрасывать станешь. Одной на задницу десятку наклеишь, другой – полтинник в трубочку скрутишь и куда-нибудь засунешь – мизинцем.

– Да ну тебя, стану я еще ковыряться.

– Зачем тогда длинный ноготь на мизинце отрастил… Любишь, любишь.., мне о тебе Танька-Стресс рассказывала. Как ты свой длинный нос ей засунуть пробовал.

– Не было такого.

– Она еще сказала, что нос у тебя подлиннее члена будет и тверже.., и сопливее. Правда?

– В следующий раз я ей не нос, а руку по плечо засуну, до самого горла.