Андрей Воронин - Пылающая башня

Дорогин вдруг почувствовал угрызения совести.

Уж очень он резок.

– Поехали в твой магазин. Ничего брать не буду, просто посмотрю, как там дело организовано.

Шувалов просиял, и машина моментально тронулась с места, словно опасаясь, что Сергей передумает.

Магазин оказался просторным, со вкусом отделанным. Огромные экраны разномастных телевизоров заполняли полки до самого потолка.

При появлении Шувалова менеджер и продавцы подобрались, встали чуть ли не по стойке смирно.

Сколько лиц у каждого человека! Шувалов отчаявшийся, готовый к самоубийству. Шувалов настырный, надоевший со своей благодарностью.

Шувалов – строгий хозяин, внушающий трепет персоналу…

Большинство телевизоров работало, выдавая четкое качественное изображение. Здесь на одних экранах можно было посмотреть очередной матч чемпионата России по футболу, на других – рекламу стирального порошка. На трех экранах художник разрисовывал кожу обнаженной девушки, уже почти полностью покрытую яркими цветными полосами и кругами.

– Теперь понятно, почему ты так расстраивался. Такой магазин жалко потерять.

Шувалов что-то оживленно говорил, но Муму его уже не слышал. Какое-то странное и вместе с тем уже знакомое чувство шевельнулось внутри.

Будто он нашел еще одну подсказку – вот сейчас, секунду назад. Похожее чувство он испытал в квартире Веры, заметив фиолетовый глазок объектива. А теперь… Куда он должен вернуться взглядом? Или это случилось чуть раньше, у входа в магазин? Нужно восстановить ход мыслей. Словно лунатик, Дорогин вышел на улицу. Итак, сперва он подумал о Шувалове в разных лицах. Потом переступил порог, скользнул взглядом по магазинным полкам. Футбол.., восхищенная хозяйка с пачкой стирального порошка, художник, жаждущий дешевой популярности.., его модель.., обнаженное тело, разрисованное кистью…

Стоп! Вот где собака зарыта!

– Слушай, Шувалов. Можешь прямо сейчас уделить мне пару часов? «Копейка» моя барахлит, а у тебя не тачка, а ковер-самолет.

– Без вопросов, – лицо хозяина магазина осветилось радостью.

– Давненько я не повышал свой культурный уровень. Прокатимся-ка мы с тобой по музеям и галереям.

Шувалов остолбенел от неожиданности, но промолчал, чтобы не разрушить ненароком дорогинское намерение.

– Конечно. В Москве так много интересного.

От посещения известных музеев Дорогин отказался сразу, его не интересовали ни Третьяковка, ни музей имени Пушкина. Небольшие частные галереи современного искусства – это дело другое.

Чем меньше музей, чем дальше он от центра, тем лучше.

Дорогин быстрым шагом переходил из одного зала в другой, интересовался, все ли выставлено.

Может быть, галерее не хватает площадей, чтобы разместить все имеющиеся в ее распоряжении шедевры.

– Шеф просил меня сделать приобретение для его загородного дома. Между нами, он не большой знаток искусства. У него три условия: первое – он хочет иметь скульптуру, второе – она должна помещаться на тумбе вот такого размера и такой высоты, третье – это должно быть изображение какого-нибудь животного. Тошнит меня, говорит, от людей – надоели. А вот животное с удовольствием поставил бы.

За потенциального покупателя цеплялись руками и ногами. Пытались соблазнить баснословно дорогими абстрактными картинами, потом вели в мрачные помещения, где стояли прислоненные к стене холсты без рам и полуразобранные скульптуры, способные вращаться или раскачиваться при подключении к сети.

– Не пойдет. Даже не уговаривайте. Извините, времени у меня в обрез.

После четвертой по счету галереи Дорогин помрачнел и в который уже раз перелистал купленный в киоске небольшой путеводитель по московским музеям и галереям.

Шувалов еще в магазине заподозрил, что Дорогин устроил эту экскурсию по галереям вовсе не для того, чтобы расслабиться, познакомиться с достижениями модных и малоизвестных скульпторов. И покупать он ничего не намерен.

– Музей фарфора не годится, – размышлял Дорогин вслух. – Выставка китайского искусства эпохи Цинь. Уже теплее. Хотя нет, там слишком много народу тусуется. Где у нас заводь потише?

Палец скользил по убористым строчкам, брови хмурились. Шувалов попробовал припомнить самостоятельно:

– Не знаю, написано там или нет, – есть еще музей самоваров.

– Знаю. Но мы поедем вот сюда!

– Музей детского творчества?

– Именно. Под покровительством Всемирного фонда защиты детей.

Морщина на переносице разгладилась, Дорогин даже улыбнулся. Пальцы выдавали нетерпение, беззвучно барабаня по колену.

Вот уж где действительно была тихая заводь!

Сонная тетка в кассе, никаких экскурсоводов, никаких энергичных дам, агитирующих купить, раскошелиться. Забавные, искренние рисунки, гораздо более талантливые и честные, чем творчество взрослых, отчаянно стремящихся замаскировать свою бездарность.

В другой раз Дорогин с удовольствием постоял бы в тишине перед каждым из этих окошек в беззаботный светлый мир. Но сейчас он просто не имел времени. Быстрым шагом прошел из одного зала в другой, затем в третий. В третьем были посетители – учительница привела целый класс.

– За тобой не поспеешь, – отдуваясь, догнал его Шувалов.

Дети шумной гурьбой побежали в следующий зал. Дорогин стоял возле большой раскрашенной статуэтки Бабы Яги с помелом. Но взгляд, как будто против воли, уводило в угол – к коричневому бычку с колокольчиком на шее, с наивными, широко раскрытыми глазами и длинными нарисованными ресницами.

Увидев нагую девушку, раскрашенную художником, Дорогин вдруг сообразил, что с бычком могли проделать точно такую же операцию: замазать золотое туловище и изумрудные глаза толстым слоем краски, превратив талисман в обыкновенную декоративную статуэтку, более или менее талантливо исполненную.

Давно известно, что лучше всего прятать вещь на видном месте, где никому не придет в голову ее искать. Вот и раскрашенного бычка лучше всего хранить среди сотен музейных экспонатов. Конечно, за шедевр Древнего Китая он вряд ли сойдет – первый же эксперт обнаружит подделку. Но что мешает выдать его за творение художника-самоучки и поместить в каком-нибудь Доме народного или детского творчества?

Дорогин не заметил поблизости от Тельца видеокамеры. Тем не менее оптический «глаз» отслеживал местонахождение бычка, но был установлен не снаружи, а в ноздре статуэтки.

Вынести вещь тайком из музея значило бы обокрасть детей. Вместе с тем Тельцу здесь не место.

Это игрушка для взрослых, предмет их вожделения и жестокости, символ жажды денег и власти.

Пусть кто-то верит, что она приносит удачу, успех. Ему, Дорогину, кажется, что Золотой Телец не принесет своему обладателю ничего хорошего.