Андрей Воронин - Закон против тебя

Тут в прихожей залязгал отпираемый замок, – видимо, явились работодатели и Баклан залпом допил кофе.

В комнату, тяжело, по-хозяйски ступая, вошел коренастый человек лет сорока, одетый в мятые кремовые брюки, кожаные сандалии на босу ногу и белую тенниску, из-под которой выпирал смуглый волосатый животик. Лицо у него тоже было смуглое, круглое и лоснящееся, как масляный блин. Под носом топорщились аккуратнейшим образом подстриженные в тончайшую ниточку черные усики, а загорелую сверкающую лысину обрамляли смоляные кудри. Ему не хватало только красной рубахи, черной жилетки, хромовых сапог, кнута за голенищем, серьги в ухе и фетровой шляпы, чтобы стать хрестоматийным цыганом.

Впрочем, шляпа была, хотя и не фетровая, а соломенная.

Вошедший держал ее в левой руке, в то время как правой вертел на пальце брелок с ключами от машины, – Ты что, еще не готов? – вместо приветствия спросил он. – В темпе, родной, в темпе! Метро через полчаса откроется! Где твои тряпки? Эти, что ли? Камуфляж, да? Жертва чеченской войны? Ну ладно, сойдет для начала… Потом придумаем что-нибудь поинтереснее. Тамара говорит, ты память потерял? Звать тебя как, помнишь?

– Зови Бакланом, – сказал Баклан, неторопливо одеваясь. – Только, прежде чем я куда-то поеду, ты мне объяснишь, что я должен делать.

– Одевайся, одевайся, – раздраженно бросил цыган. – Я здесь командую, не ты. Все объясню по дороге. Спешу я, понял? Я спешу, ты спешишь, мы все спешим. Кто не успел, тот опоздал. Если не попадем на место до того, как откроется метро, жратвы сегодня не получишь. Так понятно?

Баклан застегнул комбинезон и обулся. Он сделал это просто потому, что стоять полуодетым перед этим деловитым человечком, похожим на пережаренный колобок, было как-то унизительно. Затянув шнурки на ботинках, он разогнулся и посмотрел цыгану прямо в лицо.

– Ну, ты готов? – раздраженно осведомился тот. – Давай поехали! Марфуша, ты где?

– Тута я! – отозвался из кухни странный сосед Баклана.

Он вошел в комнату, и Баклан опешил. Марфуша всего-навсего нацепил на голову выцветшую косынку и что-то такое сделал с выражением своего лица, но теперь перед Бакланом вместо тщедушного мужичонки средних лет, для смеха вырядившегося в женскую юбку, стояла неимоверно жалкая, вызывающая сострадание древняя старуха, досуха выжатая и обесцвеченная тяжелой безрадостной жизнью.

– Нравится? – с гордостью спросил цыган, словно это именно он был волшебником, превратившим бомжа в старуху.

– Обалдеть можно, – искренне признался Баклан. – Так… – он на секунду замялся, разглядывая Марфушу, – так, мужики. Гм… Да. Так вот. Никуда я с вами не поеду, пока вы мне толком не ответите, куда меня везете и что я там должен буду делать. Ну?

Цыган длинно и очень эмоционально высказался на своем родном наречии. Слушая его, Баклан припомнил, что кто-то говорил ему, будто цыгане общаются на видоизмененном санскрите и вообще являются прямыми потомками древних ариев, как и индусы. Потом цыган перешел на русский. Для начала он выругался матом, а потом сказал Марфуше:

– Объясни ему.

Марфуша испуганно, как-то совсем по-птичьи склонил повязанную косынкой голову к левому плечу и быстро, искоса посмотрел сначала на цыгана, который, пыхтя, вытирал лоб и шею сероватым носовым платком, а потом на своего соседа по ночлегу, стоявшего посреди прихожей с самым непреклонным видом.

– Ну так, это… – пробормотал Марфуша. – Как это – чего делать?.. Известно что: милостыньку просить. – Он вдруг ссутулился, как-то скособочился и, мелко кланяясь, затянул; – Граждане дорогие, дай вам Господь Бог здоровьичка и материального благополучия! Помогите, кто чем может…

– Это, значит, и есть работа, которую обещала Тамара? – спросил Баклан. – Извините, ребята, надо было сразу сказать. Мне это не подходит.

Марфуша замолчал на полуслове и, разинув рот, уставился на него так, словно увидел привидение. Цыган прокашлялся, зачем-то надел шляпу, снова снял ее и, удивленно качая головой, сказал:

– Да… Тамара предупреждала, что с тобой могут быть проблемы.

– Да какие проблемы? – ответил Баклан. – Никаких проблем! Бог с вами, ребята. Я сейчас уйду, и больше никаких проблем. Не нужна мне ваша помощь. Разберусь как-нибудь сам.

– Точно, контуженный, – сказал цыган. – Тамара, шалава, совсем с ума сошла. Тащит сюда каких-то идиотов, возись с ними потом…

Он открыл входную дверь, высунулся на лестничную площадку, что-то сказал по-цыгански и отступил в сторону, сложив руки на животе. В квартиру, уверенно топоча ногами, ввалились четверо молодых и, судя по их виду, довольно крепких людей. Вот это уже не требовало никаких объяснений, и Баклан, отступив на шаг, принял боевую стойку.

Он очень ловко сшиб смуглого крепыша, который первым бросился в атаку, боковым ударом в челюсть.

Крепыш всем телом ударился о стену и с шумом обрушился на затоптанный паркет. Остальные трое насели на Баклана разом, теснясь и толкаясь в узкой прихожей. Он опрокинул еще одного, но был вынужден отступить еще на шаг, а потом еще. На третьем шаге он почувствовал мягкий безболезненный удар сзади под колени, потерял равновесие и, уже падая, сообразил, что чертов мозгляк Марфуша внес свой вклад в боевые действия, нырнув ему под ноги. Он попытался выбросить назад руки, чтобы смягчить падение, но это удалось ему только отчасти, и удар спиной о паркет на какое-то время вышиб из него дух. Мучительно пытаясь заставить работать парализованную ударом грудную клетку, он выбросил перед собой ногу, отшвырнув одного из нападавших. В следующее мгновение на него навалились, распластали и намертво придавили к полу.

Грудь отпустило, и он с шумом втянул в себя воздух, пропитанный запахами пота, табака, спиртного и гнилого дыхания. От этой смеси Баклана замутило.

Несколько секунд он боролся со своим взбунтовавшимся желудком, но в конце концов одержал победу.

– Ну, суки, – сказал он, снова обретя дар речи, – лучше вам меня не отпускать.

Его наотмашь ударили по лицу. Щека сразу онемела, но он только засмеялся в ответ, оскорбительно обнажив десны.

Цыган в соломенной шляпе, который, по всей видимости, был здесь за главного, что-то повелительно крикнул по-своему, и занесенная для нового удара рука неохотно опустилась.

– По морде не бейте, – добавил цыган по-русски.

«Не бейте меня по лицу, – немедленно вспомнил Баклан, – я им работаю.» Это была реплика из какого-то фильма. Эпизод, в котором она прозвучала, вдруг целиком всплыл в его памяти, и он снова засмеялся.

– Смеется, козел, – сказал кто-то.

– Контуженный, – откликнулся другой голос.

Баклан напрягся, пытаясь вырваться, но добился только того, что его со страшной силой ударили в солнечное сплетение. Кашляя и давясь снова подступившей к горлу рвотой, он корчился на полу, как пришпиленный булавкой жук.