Андрей Воронин - Число власти

Мысль о бандитах, которые могут ввалиться в квартиру, неожиданно показалась ему интересной. Раньше ничего подобного Мансурову в голову не приходило, да и сейчас он не очень-то верил, что его смогут найти. Адреса его запасных нор никому не были известны, и он не оставлял за собой никаких следов. Или все-таки оставлял?

С некоторых пор Мансуров начал чувствовать себя так, словно ступал по тонкому, прогибающемуся под его весом озерному льду. Озеро было большое, конца-края не видать, и он, Алексей Мансуров, ушел уже очень далеко от берега — так далеко, что о возвращении нечего было и думать. Противоположного берега не было видно, а лед делался все тоньше, под ногами трещало и скрипело все громче, все пронзительнее, и Мансуров знал, почему это происходит. Если бы дело было только в математике, с ним бы не случилось ничего страшного — в мире чисел и графиков он был как дома. В самом начале, когда он только затевал свое исследование, делал первые шаги прочь от берега, все было тихо и спокойно. Никто за ним не гнался, никто не разыскивал его, и принимаемые им меры предосторожности — все эти запасные квартиры, компьютеры, собранные из старого хлама, которому место разве что на свалке, ночевки каждый раз на новом месте — казались ему тогда излишними.

Тогда, в самом начале, он мог позволить себе такую роскошь, как вера в собственную неуязвимость. А почему бы и нет? На начальном этапе своей работы он действительно имел дело только с числами и графиками, а они, как известно, не кусаются. Наверное, если бы не та минутная слабость, когда он перебрал шампанского и расхвастался перед наемной девкой, все и сейчас было бы как раньше. Но с того момента, как в игру вступили другие люди, Мансуров потерял уверенность в том, что все делает правильно. Да и откуда ей было взяться, этой уверенности? Его равнодушие к людям, как любая медаль, имело обратную сторону. Алексей Мансуров не знал людей, не понимал их и не умел ими манипулировать. Одно стало ему понятно в последнее время: тот, кто сам не манипулирует окружающими, очень быстро становится объектом манипуляций. И существует единственный способ этого избежать: оставаться невидимым. А его угораздило выбраться из укрытия и во всеуслышание объявить: вот он я! Первый заместитель Господа Бога, прошу любить и жаловать...

Он был слишком неопытным преступником и, наверное, совершал ошибки — много ошибок. Именно поэтому ему приходилось убивать там, где другой на его месте, быть может, сумел бы обойтись подкупом, угрозами или обманом. Что ж, нет человека — нет проблемы, и самый верный способ избавиться от зубной боли — это удалить больной зуб... Тут все было правильно, не подкопаешься. Первой и самой главной его ошибкой был этот дурацкий праздник, который ему вдруг приспичило устроить...

Мансуров вдруг замер, не донеся чашку с кофе до губ. Глаза его медленно расширились, лицо под всклокоченной шевелюрой посерело. Неожиданно он вспомнил и осознал кое-что, до сих пор ускользавшее от его внимания. Оно, это кое-что, лежало на поверхности, на самом видном месте, но в суматохе последних дней, в вихре событий и поступков, к которым он был совершенно не готов, Мансуров ухитрился пройти мимо этой вещи, такой простой и очевидной, что теперь, прозрев, ощутил внутри себя ледяной холод и нарастающую панику.

— Будь я проклят, — непослушными губами прошептал он. — Будь оно все проклято!

Забытая чашка в его руке накренилась, горячий кофе перелился через край и потек на брюки. Мансуров зашипел от боли и рефлекторно отбросил чашку. Та с треском ударилась о решетку газовой плиты и разбилась на четыре неравные части. Кофе разлился по плите и полу коричневой лужей, отколовшаяся ручка, похожая на половинку ванильной сушки, вертясь, подкатилась к ногам Мансурова.

Рассеянно растирая ладонью кофейное пятно на брюках и глядя остановившимися глазами в стену перед собой, Мансуров думал о профессоре Арнаутском. Как, черт возьми, он не понял этого сразу?!

Алексей хорошо знал профессора Арнаутского. Они были почти друзьями, если можно говорить о дружбе между пожилым профессором, руководителем темы, и совсем молодым аспирантом.

Придя сюда искать свою смерть, Арнаутский заявил, что его встревожила ситуация на валютной бирже — встревожила настолько, что он ее детально изучил, обдумал и путем логических умозаключений пришел к выводу, что кто-то открыл пресловутое Число Власти и что этот кто-то — он, Алексей Мансуров, и никто другой.

Так вот: насколько было известно Мансурову, Лев Андреевич Арнаутский НИКОГДА не интересовался валютной биржей. Он не имел ни малейшего представления о том, как и почему она работает, что на ней происходит, как она выглядит и где расположена. Он был человеком старой закваски, этот покойный профессор, и он относился к реалиям новой действительности с опасливым пренебрежением интеллектуала, наблюдающего из окна за тем, как целая толпа нищих недоумков дерется в грязной луже из-за горсти медяков. Он был слишком стар, чтобы обзаводиться новыми принципами и чему-то учиться, и он попросту не мог бы вычислить Алексея на основании одних лишь наблюдений за изменениями курса доллара.

Значит, профессор солгал, и притом солгал неумело. Не было никаких умозаключений, и наблюдений никаких не было, а было совсем, совсем другое...

Мансуров припомнил слухи, которые осторожно передавались из уст в уста в коридорах и курилках мехмата. Поговаривали, что когда-то профессор Арнаутский сотрудничал с КГБ — попросту говоря, стучал на своих коллег и студентов, как самый обыкновенный барабан. Никто не знал, правда ли это, но все сходились во мнении, что дыма без огня не бывает. Ведь не говорили же такого про других преподавателей! А вот про Арнаутского поговаривали, хотя в чем-то конкретном никто его обвинить не мог. И вообще, тогда казалось, что об этом пора забыть: времена переменились, КГБ больше нет, и пусть бросит камень, кто без греха...

Алексей закурил и прошелся по кухне, дважды наступив в кофейную лужу и не заметив этого. Он пытался выстроить логическую цепочку из тех фактов, которыми располагал.

Итак, профессор Арнаутский, с которым они не виделись уже несколько лет, вдруг сам, без приглашения, явился в дом, где никогда прежде не бывал. Для этого ему пришлось разыскать адрес-своего бывшего ученика — может быть, в отделе кадров университета, а может быть, и еще где-то. И он солгал, сказав, что пуститься на поиски его заставила нетипичная ситуация на валютной бирже. То есть дело, наверное, действительно было в ней, в этой ситуации, вот только встревожила она не профессора Арнаутского, а кого-то совсем другого! Кого-то, кто обладал достаточным влиянием на вспыльчивого старика, чтобы заставить его лгать и вынюхивать...