Андрей Воронин - Лабиринт для Слепого

– Что да, то да. Даже мышь, загнанная в угол, становится страшнее тигра, гуляющего на свободе.

– Ты откуда знаешь, малышка? – ласково спросил Зубов и провел ладонью по темным волнистым волосам Елены. – Ты немного изменила прическу, и тебе это идет.

– Ай, перестань, – отмахнулась Медведкова. – Я ужасно устала, я тоже хочу расслабиться.

– Давай выпьем. Садись на диван, я сейчас налью.

Чего тебе?

– Мне красного вина.

Зубов плеснул себе еще немного виски, налил вина в высокий бокал и, подав бокал любовнице, устроился рядом с ней на диване.

– Так все-таки, что тебя так угнетает? У тебя вид, словно ты потерял лучшего друга.

– Ты знаешь, потерял.

– Боже! – отставив бокал, всплеснула руками Елена. – Как это случилось?

– Он погиб в автомобильной катастрофе. Какой-то мудак на КАМАЗе врезался в его «мерседес», сбросил в кювет. «Мерседес» взорвался и сгорел.

– О Боже, какая ужасная смерть!

– Да, ужасная, – пробормотал Зубов и тут же подумал, что вина лежит на нем.

– Как звали твоего друга?

– Матвей, – сказал Зубов.

– Ну что ж, давай тогда выпьем, Федор, чтоб" земля твоему другу была пухом.

– Конечно, давай, – и Федор Зубов разом осушил свой стакан.

А Елена сделала лишь несколько маленьких глотков.

– Тебе надо расслабиться, Федор, обязательно. Ты выглядишь, хуже некуда, в гроб краше кладут.

«Знала бы ты, – подумал Федор, – что мне до смерти действительно всего лишь пара шагов».

– Послушай, дорогая… – он наклонился к Ирине.

– Что? Я слушаю, – вновь подняв бокал и поднеся его к губам, произнесла Елена.

– Ты не хочешь уехать из этой страны? Уехать из России куда-нибудь подальше?

– Не знаю, – пожала плечами Елена.

– А ты подумай.

– Да я в общем-то везде была – в Италии, в Испании, в Канаде… И знаешь, меня как-то никуда не тянет.

Съездить, пожить месяц-два можно, а вот насовсем я как-то не решаюсь. Тем более, чем я там буду заниматься?

– А зачем тебе чем-то заниматься? Будешь просто жить, – сказал Зубов, взглянул на изящные пальцы Елены, на которых сверкали бриллиантами перстни.

– Мне и здесь неплохо. Есть дело, есть ты.

– А что для тебя важнее – дело или я?

– Не знаю, – честно призналась Елена. – Без тебя у меня не было бы никаких дел.

Сказав это, Елена подумала о Владимире Владиславовиче Савельеве. Что-то он исчез, пропал, не звонит, ни о чем не спрашивает, ничем ее не пугает. Вот было бы славно, если бы Савельев исчез навсегда! Тогда она почувствовала бы себя спокойной, тогда она смогла бы изменить свою жизнь.

А Зубов взял бутылку виски и налил себе полный стакан. Он большими жадными глотками ополовинил стакан и откинулся на спинку дивана.

– Мне хочется напиться. Хочется проснуться и чтобы все было по-другому.

– Так в чем дело, Федор? Виски у меня предостаточно, можешь пить.

– Я боюсь, что буду тебе неприятен.

– А ты не бойся. Я видела тебя очень пьяного. Ты становишься ужасно разговорчивым.

– Что? – негромко переспросил Зубов.

– Я говорю, что ты, когда пьян, становишься очень разговорчивым и ничего от меня не скрываешь.

– Это плохо, – констатировал Зубов.

– Да нет, наоборот, Федор, это хорошо.

Елена придвинулась к нему, запустила свои тонкие длинные пальцы в его седые волосы, немного растрепала прическу.

– Ты такой смешной, Федор!

– Да ладно уж… – сказал он, залпом допивая виски.

– Пойдем, ты примешь ванну, а затем я тебе сделаю массаж, и ты расслабишься, уснешь. А завтра все будет хорошо.

– Хотелось бы верить.

Зубов устало поднялся с дивана и посмотрел на недопитую бутылку, словно там, на дне, было его спасение.

Елена брезгливо поморщилась, поймав этот взгляд своего богатого и влиятельного любовника.

– Так значит, ты не хочешь за границу? – вновь спросил Федор Иванович.

– Нет, пока не хочу. Может быть, потом когда-нибудь.

– Потом ты будешь старой. Хотя нет, – он окинул взглядом Медведкову с ног до головы, – мне кажется, ты всегда будешь молодой, привлекательной и очень сексуальной.

– Перестань, Федор, я тоже устала, и мне тоже хочется отдохнуть.

– Тогда пойдем в ванную.

Иван Николаевич Хромов после смерти Матвея Санчуковского немного успокоился. В принципе, он, Хромов, был недосягаем и доказать его причастность к производству и сбыту наркотиков не было никакой возможности.

Зубов его не выдаст – это абсолютно точно. А больше о нем никто не знает. Дело у генерала Потапчука забрали, так что поводов для сильного беспокойства вроде бы нет.

Но Хромов был очень осторожным человеком. И не будь он таким, не занимал бы он столь высокий пост.

Он понимал, что в случае чего и Федора Зубова придется убрать, хотя Федор был его другом. Однако дружба дружбой, а карьера превыше всего, и не только карьера, но и жизнь.

Тем более что у Хромова хватало своих проблем. На носу были выборы в Государственную думу, а после выборов все может измениться.

И Хромов готовил на всякий случай ходы к отступлению. Он договорился с лидерами разных блоков и группировок, обещая им свою поддержку. И он действительно ее оказывал – тайно, негласно, страхуя себя от любых случайностей.

Ведь Россия – удивительная страна. Что-либо предугадать здесь почти невозможно. Можно ставить на одних, а победят совершенно другие – причем те, у которых нет ни власти, ни денег. И тогда придется быстро перестраиваться.

И вот поэтому Иван Николаевич Хромов одновременно поддерживал и Черномырдина, и Жириновского, и генерала Лебедя, и даже Ивана Рыбкина, Гайдара и Зюганова.

«Чем с большим количеством политиков я договорюсь, тем лучше».

Но самое главное, что беспокоило Хромова больше всего, так это здоровье Президента. И не потому, что он сильно переживал за самого Президента Хромов боялся, что Президент может сойти с рельсов в самый неподходящий момент, и тогда ситуация вновь станет непредсказуемой. Начнется большая драка, и, может быть, даже произойдет государственный переворот.

А переворота Хромов боялся. Он прекрасно помнил начало Перестройки, помнил девяносто первый и девяносто третий годы, помнил Кручину, который выбросился из окна своей квартиры, помнил седого маршала Ахромеева, который застрелился в служебном кабинете.

Помнил тот страх, леденящий и липкий, который он испытал во время путча, когда был создан знаменитый ГКЧП, а Горбачев отсиживался в Форосе И вообще много чего помнил Иван Николаевич Хромов.

Но о гораздо большем Хромов даже не хотел вспоминать, запрещал себе думать: Хромов знал, что пережить подобное еще раз он уже не сможет, сдадут нервы, и все пойдет под откос.

Полковник Поливанов сидел в своем рабочем кабинете, просматривая бумаги, когда дверь открылась и на пороге появился генерал Потапчук.