Андрей Воронин - Мертвая хватка

Наконец пальба позади прекратилась. Валерий насчитал семнадцать выстрелов и вспомнил, что сейчас существует сколько угодно пистолетов с обоймой не на восемь, а именно на семнадцать патронов. В наступившей тишине стало слышно, как в пруду плещется, фыркает и тихонько подвывает опаленный, как свиная туша. Простатит. «Круто живет папа Май, – подумал Валерий. – И пушка у него импортная, на семнадцать зарядов, и в пруду, помимо карпов, бегемот завелся…»

Непонятно было, почему в такой момент ему в голову лезет всякая чепуха, но на скорость бега это не влияло, и Валерий, продолжая изо всех сил работать ногами, подумал, что он, оказывается, не такой уж трус и бесхребетный слизняк, раз ухитрился сохранить чувство юмора даже под пулями, даже в такой, казалось бы, безвыходной ситуации… Ого! Он им всем еще покажет! Интересно, если взять, скажем, Сову – сумел бы он на месте Валерия вести себя так же? Сомнительно… А уж его папахен наверняка после первого же выстрела навалил бы полные штаны, лег бы на землю и стал просить пощады…

– Стой, сука! – проревел сзади папа Май. – Стой, падла очкастая! На куски порву!

Валерий добежал до пруда, обернулся и сделал в его сторону неприличный жест. Из пруда с плеском вынырнул Простатит и с неожиданной ловкостью ухватил Валерия за штанину. Совершенно рассвирепевший Майков опять принялся палить из пистолета – очевидно, в кармане у него лежала запасная обойма. Простатит выпустил штанину Валерия и, подняв довольно высокую волну, соскользнул в пруд.

– Май, да ты охренел, что ли?! – отфыркиваясь, проорал он оттуда. – Ты ж меня чуть не замочил!

– Невелика потеря! – крикнул в ответ Майков, и Валерию показалось, что в его голосе не осталось ничего человеческого.

Очередная пуля, ударившись о базальтовую плиту над его головой, осыпала Валерия градом каменных осколков. Он пригнулся и бросился вдоль русла искусственного ручья к гроту, внутри которого была упрятана сточная труба. Спасение было совсем рядом. Несмотря на внезапно проснувшееся в нем ухарство, несмотря на бурливший в крови адреналин, Валерий понимал, что шутить с ним тут никто не собирается и что унести отсюда ноги будет, наверное, самой большой удачей в его жизни – удачей, о которой не стыдно будет на склоне лет рассказать внукам и даже правнукам. Конечно, правнуки вряд ли поймут, за каким таким дьяволом их прадедушка Валера полез в это пекло, да это им и знать, по большому счету, не обязательно. Со временем причина придумается. Еще бы! За столько-то лет да чтобы не придумалась…

Пока у него заведутся правнуки или хотя бы внуки, Валерий десять раз успеет сочинить какую-нибудь героическую сказку, не лишенную правдоподобия, и даже, наверное, со временем сам в нее поверит. Только бы дожить до той поры, только бы дотянуть до сегодняшнего утра!

Над ухом опять коротко прожужжала пуля. Валерий ловко перепрыгнул через низкий вал разнокалиберных камней, обозначавший границу русла, поскользнулся на осклизлом бетонном дне, с трудом удержал равновесие, пробежал еще пару метров по воде, поднимая фонтаны брызг, и, упав на четвереньки, начал протискиваться в спасительный грот.

Тут ему пришло в голову, что ползти надо очень быстро, иначе добежавший до грота Майков совершенно свободно нашпигует ему задницу свинцом: принимая во внимание маленький диаметр сточной трубы, промахнуться было просто невозможно, даже если стрелять вслепую. Это была очень поганая ситуация, и надеяться оставалось лишь на то, что обезумевший от ярости Майков расстреляет все патроны еще по дороге к гроту.

И еще одна мысль вдруг всплыла из глубины его сознания и на какой-то миг заслонила собой все остальное: черт возьми, а где же Рыба?

Но додумать эту мысль до конца Валерий не успел – просто не было времени. Нет Рыбы – и слава богу, одним стрелком меньше… Нащупав дрожащими руками округлый бетонный свод, он лег на живот и полез в трубу.

И тогда навстречу ему из чернильной темноты, заполнявшей бетонную кишку, полыхнуло бледное пламя. В узком пространстве трубы выстрел прозвучал, как удар грома, но Валерий Лукьянов его уже не услышал, а если услышал, то не успел воспринять. Пистолетная пуля, разбив стекло очков, ударила его в глаз и засела в мозгу. Рыба, который, как оказалось, вовсе не отсутствовал, а сидел на своем месте и исправно делал свое дело, с перепугу выстрелил еще раз и при короткой вспышке дульного пламени увидел в каких-нибудь трех метрах от себя лежащее лицом вниз в мелкой воде тело в черном гидрокостюме.

Тут до него дошло, что кровь из простреленной головы агронома прямо сейчас, сию минуту, плывет по течению точнехонько на него и, наверное, уже омывает его тело. Рыбе немедленно почудилось, что вода, в которой он лежит, сделалась немного теплее. Его замутило, и с ним приключилось что-то вроде легкого приступа клаустрофобии. Лежать на брюхе в узкой трубе, в темноте, в обществе трупа, который то ли труп, то ли еще не совсем, было чертовски неуютно, и Рыба принялся орать, зовя на помощь Простатита и Майкова.

Вскоре возле грота послышалась возня, плеск воды под чьими-то ногами, и луч фонаря, проникнув в трубу, осветил затянутое в мокрую прорезиненную ткань тело. Оно лежало в прежней позе, уронив голову на вытянутые вперед руки, и слегка колыхалось, подталкиваемое сзади и с боков бегущей по трубе водой.

– Твою мать, – послышался недовольный голос Майкова, и луч фонаря переместился, резанув Рыбе по глазам. – Рыба, ты там?

– Где ж мне еще быть-то? – лязгая зубами, откликнулся Рыба. – Вынимайте его отсюда на хрен, я уже совсем закоченел.

– Ты что, замочил его, что ли? – еще более недовольным тоном спросил Майков, дотрагиваясь носком ботинка до торчавших из грота ног Лукьянова. – Ну ты урод! Я бы не отказался с ним потолковать. В ноги надо было стрелять! Я же говорил, предупреждал: в ноги!

– Какие могут быть ноги, когда он башкой вперед лезет? – резонно возразил Рыба. – Папа, кончай этот гнилой базар, пока я здесь воспаление легких не подхватил!

Негромко матерясь сквозь зубы, Майков взял убитого за ноги и выволок из грота. Следом вылез синий от долгого лежания в холодной проточной воде Рыба. В руке у него был пистолет. С одежды охранника ручьями текла вода, из ствола пистолета тоже капало. Вдвоем они перевернули убитого на спину. Разбитые очки косо сидели на бледном, странно спокойном лице; левая линза, забрызганная розоватой водой, располагалась где-то на лбу, а вместо второй линзы из роговой оправы выпирала жуткая кровавая масса, в которой остро поблескивали осколки стекла.

– Твою мать, – повторил Майков, вглядевшись в это лицо. – Прямо в глаз, как белку. Сукин сын! А я до последней минуты не верил, что это он.