Андрей Воронин - Слепой в зоне

– Молчи, придурок, – осадил Бархотина Семага, – ничего ты в людях не понимаешь.

– Так где этот твой житель зоны?

– Хрен его знает… – Виталий задумался, а потом сказал:

– Есть здесь на примете пара дежурных точек, надо по ним проехаться, и обязательно в одной из них мы его зацепим.

– Проехаться… Ты же еще обещал церковь .найти! – забрюзжал Хворостецкий.

– Вот когда мы найдем Кондакова, он покажет нам и церковь, если только он ее зимой не поджег от скуки. Он здесь каждую звериную тропинку знает, каждый птичий куст. Настоящий сталкер.

– Как ты сказал, Виталик?

– Я говорю – сталкер чернобыльской зоны.

– О, о, сталкер… – возбудился сразу же Хворостецкий. – Такого мне и надо.

Он молодой? Старый?

– Если найдем – увидишь.

– А он говорить не разучился?

– Он говорит, как по книге. Философ.

– Да ладно тебе – философ! Не могут здесь жить философы, все философы живут в столицах.

– Ты что, – сказал Семага, – не знаешь, что Диоген жил в бочке и не в Афинах?

– Так то Диоген, так то в Греции. А здесь зимой как задует, как пойдет снег – ни в какой бочке не спрячешься! Действительно церковь подожжешь, чтобы согреться.

– Ну ладно, если повезет, найдем Кондакова, ты сам убедишься.

– Куда едем? – спросил Хворостецкий.

Виталик показал на карте место.

– Только знаешь, может быть, мы не доберемся туда на нашей машине. Там дороги, наверное, уже и нет, придется идти пешком.

Микроавтобус завелся и покатил по разбитой, размытой дождями гравийке.

– Вот здесь поворот.

– Сам вижу, что. поворот! – рявкнул водитель, он не любил, когда лезут в его дела, и начинал злиться.

– Ну ладно, ладно, не злись. Хочешь, налью минералки? Сушит, небось?

– У меня уже живот лопается от твоей минералки, – буркнул водитель, грубо, как трактор, разворачивая микроавтобус. Пассажиры едва не попадали со своих мест.

– Осторожнее, ты! – крикнул Хворостецкий, хватаясь за ящик с водкой.

– Вы что, в кювет хотели свалиться? Так свалились бы, если бы не я.

Видите, сплошные колдобины.

Микроавтобус благополучно переехал низину и начал взбираться на гору.

Дорога пошла получше, и все приободрились, У большой группы деревьев под линией электропередачи с оборванными проводами Виталий и попросил остановиться. Тем более что дальше и ехать было невозможно. Он выбрался из машины и сказал:

– Минут через десять-двадцать я вернусь. Если Володьки там не будет, поедем дальше.

Обычно таким людям, как Виталий Семага, везет. И стоит им о чем-нибудь подумать, как оно обязательно случается. Захочется выпить – тут же друг с бутылкой заявится, которого года два не видел. Деньги кончатся – заказ подвернется с хорошим авансом. Так произошло и на этот раз. Он подошел к заброшенному хутору и принялся громко кричать:

– Э-ге-гей! Володька! Володька! Кондаков! Выходи, это я, Семага!

Съемочная группа, оставшаяся рядом с микроавтобусом, прислушивалась к крикам журналиста.

– И что, ты думаешь, он выйдет? – спросил Валерий у Хворостецкого.

– А черт его знает! Может, выйдет, а может, и нет, Я бы на его месте вышел.

Володька отлеживался на чердаке. Забраться к нему можно было только через люк, но лестницу Кондаков втащил наверх, а люк закрыл на палку. Он услышал крики и вздрогнул. Но голос показался ему знакомым. Он припал к щели между досками и увидел человека, стоящего шагах в ста от хутора. Человека он когда-то уже видел. И еще минуту-другую поразмыслив, Кондаков вспомнил: «Ха, да это же Виталик! Пьяница Виталик, мой кореш. Ну и морда же у него, опухла, точно пчелы покусали». Он открыл люк, который пронзительно скрипнул, и, чуть не свалившись вниз, закричал::

– Э-ге-гей! Виталик! Э-ге-гей! – и стал опускать лестницу.

Виталий, услышав голос Кондакова, бросился к хутору так, словно умирал от жажды, а там ему могли дать родниковой, холодной как лед воды. Семага и Кондаков обнялись.

– Брат, ну ты и даешь! – Семага пританцовывал от радости. – А я-то думал, уж не найду тебя.

– Мог бы и не найти, – философски заметил Володька, – я здесь появился только вчера.

– А мы вчера были далеко. Мы тут кино снимаем про вашу зону.

– Кино снимаете? – удивился и одновременно обрадовался Кондаков.

– Да, документальный фильм, для немцев. Хочешь сняться? – про немцев Володьке можно было и проболтаться: денег он никогда не просил.

Володька наморщил лоб и принялся потирать щеку, а затем ковырять в носу.

– Вообще-то можно, ведь я артист.

– Ну вот и класс. А выпить хочешь?

– Не-а! – отрезал Кондаков. – Ты же знаешь, что я пью очень редко, как лекарство.

– И мы тут пьем, как лекарство. Ну ладно, ладно, пошли, я тебя познакомлю.

Кондаков забеспокоился:

– С кем это?

– Да ты не бойся, нет ни милиции, никого. Все тут свои, даже немцы.

– А, тогда можно. А я лежал, читал книгу…

– А что читаешь?

– Как это что историю читаю. Ты что, не помнишь – я же тогда тебе эту книгу показывал?

– Может, и показывал. Историю, говоришь?

– О турках-сельджуках.

– О чем? – изумился Виталий.

– Об Османской империи, о том, как она образовалась и как распалась.

– И что, интересно?

– Интересно, – с чувством собственного достоинства сказал Кондаков.

– А как тут вообще? Как жизнь?

– Как всегда, – пожал плечами Володька, – гоняют иногда, облавы делают. А так ничего.

– А жрешь что?

– Еды сейчас хватает. Рыбы в реке – прорва. Уху варю, на прутике рыбу жарю, а иногда на сковородке.

– А хлеб у тебя есть?

– А зачем мне хлеб? Ягод много, скоро яблоки пойдут.

– Понятно, понятно. Ну вот обо всем этом и расскажешь. Камеры не боишься?

– Камеры?

– Той, которой снимают фильмы.

– А, этой. Так о чем я должен рассказывать?

– О чем хочешь. С тобой режиссер начнет разговаривать, а дальше тебя самого понесет.

– Какой-такой режиссер? – насторожился Кондаков.

Возможность сняться в кино его соблазняла, но в то же время эта возможность и пугала.

– Слушай, Виталик, – Кондаков остановился, – а это…

– Что?

– Мне ничего не будет?

– В каком смысле?

– Ну, если меня покажут, менты увидят, они потом меня поймают.

– Да кто тебя поймает? Да и вообще это кино будут показывать за границей.

– За границей?

– На эколоптческом фестивале в Германии.

– В Германии? – переспросил Володька.

– Ну да.

– У немцев, значит? – занудствовал Кондаков.

– Да, да. Пошли, пошли! Э-эй! – громко крикнул Виталий и, взяв Володьку за локоть, хотел потащить за собой.

– Да погоди ты! Надо же в порядок себя привести, причесаться, умыться.

– Ты еще галстук нацепи.

– Нет у меня галстука. Раньше был…

– Да брось ты, пошли скорее!

Вскоре Володька Кондаков и Виталий Семага появились у микроавтобуса. Едва увидев Кондакова, Хворостецкий чуть не завизжал от восторга. Вот такого сталкера он и мечтал снять. Но реальный сталкер был грандиознее самой смелой режиссерской мечты.