Андрей Воронин - Слепой в зоне

– Нет, нет! – испуганно вскрикнул он. – Нет! – и попытался загородить лицо руками. Но тут же застонал от нестерпимой боли и опять потерял сознание. Глеб увидел, что весь правый рукав незнакомца набух кровью.

– Э-ка тебя зацепило!

Интуиция подсказала Сиверову, что этот человек получил огнестрельное ранение. Глеб разорвал рукав и рассмотрел неумело перевязанную рану.

– Э, братец ты мой, сейчас я тебе помогу. Слава Богу, аптечка при мне.

Он достал из машины коробку аптечки, раскрыл ее, сделал укол, стабилизирующий работу сердца, а затем занялся раной. Он столько раз в своей жизни видел огнестрельные ранения, что давно привык к ним. Он не испытывал ни брезгливости, ни страха, действовал умело, как настоящий военный санитар.

Перевязка но заняла много времени, но рана, как определил Глеб, была довольно серьезная. Сквозная, две пули попали в плечо, одна из них задела кость, но не перебила. Глеб принес флягу и дал Кондакову глотнуть воды. Тот зашевелил потрескавшимися, пересохшими губами и открыл глаза.

– Нет! Нет! – снова закричал Кондаков. – Не бей меня!

– Не бойся. Ты кто?

– Я… Я Володька Кондаков.

– Понятно, – сказал Глеб.

– Что понятно?

– Кто тебя подстрелил? Говори.

– А кто ты? – спросил в свою очередь Володька.

– Я из ФСБ, – ничего не выражающим голосом произнес Глеб.

– Из ФСБ? Что это такое?

«Вот счастливый человек, – подумал Сиверов, – даже не верится, что кто-то может не знать этой аббревиатуры».

– Федеральная служба безопасности. То же самое, что и КГБ.

– КГБ… – пробормотал Кондаков и заморгал глазами. – Военные… Военные стреляли в меня. Они взорвали машину.

– Какую машину? Какие военные? – торопливо спросил Глеб, уже чувствуя, что появилась наконец-то ниточка, за которую можно ухватиться. – Быстро говори, быстро! На, еще попей, – край фляги коснулся губ Кондакова.

Тот принялся жадно пить. Глеб посадил его, прислонив к грязному колесу «уазика».

– Теперь говори. Рассказывай все, что знаешь.

– Они убили лосенка.

– Какого, к черту, лосенка?

– Маленького, месяцев трех.

– Лосенка, говоришь? Зачем они его убили?

– Не знаю, не знаю… Их машина застряла на дороге, попала в колдобину.

– Какая машина, назови марку.

– «КрАЗ». Большой такой, огромный… Военный «КрАЗ».

– Военный, с тремя ведущими мостами?

– И с тентом.

– Сколько их – военных?

– Человек десять или двенадцать.

– Куда они поехали?

– Они там.

– Где там?

Кондаков неопределенно махнул рукой, все еще не в состоянии сориентироваться, где конкретно он сейчас находится.

– Где там? Ты можешь сказать точно? Можешь показать на карте?

– Нет, не могу.

– Тогда расскажи.

– Там колхозная ферма, заброшенная… Большой коровник на холме. Сбоку болото, через болото я и подобрался к ферме. Они все там.

– Так кто «они»?

– Военные, с автоматами, в пятнистой такой форме…

– В камуфляже?

– Да, в камуфляже, мать их…

– Они и в тебя стреляли?

– Да, я хотел пробраться поближе. Они схватили киношников.

– Каких киношников?

– Ну, приехали ко мне в гости, кино снимали. Я их возил по зоне. Они еще хотели потом поехать в церковь.

– В какую церковь?

– Где живет сумасшедший поп.

– Какой поп? Что ты несешь?

– Самый обыкновенный, настоящий поп. Он вернулся в зону. Раньше у него здесь был приход, а потом всех выселили, а он вернулся…

– Про сумасшедших мне понятно. Дальше, про военных рассказывай.

– Они на ферме. Киношники поехали к ферме, хотели снять военных. У них камера, журналист Виталик с ними, мой друг. Он на белорусском телевидении работает, хороший мужик, совсем не жадный. Я его давно знаю, он каждый год в зону приезжает кино снимать…

– Ага, и это понятно.

– А их режиссер говорит, надо снять военных, мол… Они и поехали к ферме.

Машина взорвалась.

– Все погибли?

– Нет, погиб только Толя, шофер. Стриженый такой, хороший мужик… Раньше танкистом был, он сам рассказывал. Их автобус взорвался…

– А где остальные сейчас?

– Кто? – не понял Кондаков.

– Ну, твои друзья, киношники или телевизионщики, как их там…

– Их захватили. Повели на ферму. Я хотел пробраться, но не смог, меня заметили и начали стрелять. А потом за мной погнались. Я еле унес ноги через болото. Они, наверное, думали, что оно непроходимое, а сейчас дождей не было, и я смог пробраться.

– Понятно. Это далеко отсюда?

– А где мы сейчас?

Глеб вытащил карту и начал объяснять Кондакову:

– Вот видишь – дорога? Мы где-то здесь, вот в этом месте.

– А вот ферма! Вот же она! – корявым пальцем Кондаков ткнул в карту. – Вот и болото.

– А говорил, показать не сможешь. Сколько, говоришь, их человек?

Кондаков пошевелил губами, загнул пальцы:

– Десять-двенадцать, – после этого он взялся объяснять, как ходят часовые возле фермы.

– Как ты себя чувствуешь? – Глеб заглянул Володьке в глаза.

– Уже лучше. Ничего. Они в меня стреляли, зацепили, стреляли, как в собаку. И лосенка убили… – по впалым щекам Володьки Кондакова потекли слезы.

– Ладно, не плачь, мы с ними разберемся. Я все-таки тоже военный и кое-чего умею.

– Не надо туда соваться, не надо! Поехали, скажем милиции на посту.

– Какой милиции? Ты представляешь себе разницу – какая-то милиция и ФСБ?

– Какая уж попадется. Там есть один нормальный лейтенант, он меня как-то отпустил, – и Володька Кондаков поведал Глебу историю о том, как его однажды поймали два сержанта на «уазике» в выселенной деревне, а лейтенант отпустил…

Таким образом, благодаря своему новому знакомому, чернобыльскому бомжу, Глеб Сиверов узнал место, где находятся преступники, и то, что они достаточно хорошо вооружены. Он догадался, что скорее всего все подходы к ферме заминированы – об этом свидетельствовал взрыв автобуса киношников. Значит, там профессионалы, если они так тщательно все продумали. И ему, безусловно, придется попотеть.

Глеб быстро прикинул: до милицейского поста, до того места, где может быть телефон, километров восемнадцать-двадцать. И ему обязательно надо связаться с генералом Судаковым, во что бы то ни стало надо сообщить, что он обнаружил место и что предположительно к утру все будет закончено. А в том, что он справится с двенадцатью вооруженными преступниками, Глеб не сомневался, хотя и на легкую победу не рассчитывал.

– Я смогу пробраться через болото, подойти к ферме?

Кондаков с удивлением посмотрел на этого высокого, сильного человека и отрицательно замотал нестриженной головой:

– Нет, мужик, не пройдешь никогда. Там только я, да и то днем, с каким-нибудь шестом. Там трясина метров пять глубиной. Ухнешь – и с концами.

– Ага… – недовольно нахмурился Глеб, – А как к этой ферме еще можно пройти?