Андрей Воронин - Тень прошлого

Честно говоря, они устарели уже в те времена, когда Сервантес придумал своего скорбного дона из Ламанчи.

Но вот находятся же люди, которые всю жизнь воюют с ветряными мельницами… И, что самое странное, сплошь и рядом одерживают победы.

"Да что тут странного, – морщась как от зубной боли, с внезапным раздражением подумал майор Балашихин. – Просто наше время, в отличие от времени Сервантеса, это время профессионалов. Узких, но глубоких специалистов.

И воюет Илларион совсем не с мельницами. Между прочим, похоже, что еще немного, и ему придется воевать со мной.

Сука Званцев. Был сукой, сукой и остался. Правильно его Илларион тогда из спецназа выпер… То есть не он, конечно, выпер, но без него, как я понимаю, ничего бы не было. А этому гаду все как с гуся вода. Хотя, опять же, не все: вон он как вскинулся, когда я ему про Забродова сказал. Помнит науку… Я-то думал, что за столько лет все быльем поросло.

К дьяволу. Все-таки Забродов сгущает краски. Я, конечно, не черт с рогами, но и в ангелы тоже не гожусь. Вот и вся философия: «Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда». Кстати, о любви: как там наши голубки?"

Он взял с контрольной панели головные телефоны и прижал один наушник к левому уху. Брови его приподнялись: звуковой фон в наушнике сменился. Теперь там раздавалось ровное гудение, какие-то шорохи и чмокающие звуки – похоже, объекты покинули наконец ресторан и теперь активно обнимались на заднем сиденье такси.

– Ой, что вы, – послышался в наушнике женский голос. – Что же это вы делаете?

– Тише, – заплетающимся языком ответил мужчина. – Тихо, цыпленок. Я тебе что-то покажу. На что тебе эта Третьяковка? Тихо… Я сегодня знаешь кто? Я сегодня орел. Вскормленный в неволе орел молодой. И не перечь…

Два дня, которые потрясли мир…

– Ой, какой вы… Ой, какой он у вас твердый! Да подождите же, подожди…

Женщина тихо рассмеялась – так, что даже у сидевшего в прокуренной жестянке микроавтобуса Балашихина по спине побежали резвые мурашки. «Ну артистка, – подумал он с уважением. – Тоже профессионалка». Он очень живо представил себе каменный затылок таксиста и от души пожалел его: чего только ему не приходится выслушивать в течение смены!

Он убрал наушник от уха и прислушался к тому, что происходило снаружи. Пьяный, похоже, ушел – с улицы не доносилось ни звука, микрорайон спал. Он сделал вопросительное движение бровями.

– Ушел, ушел, – вслух подтвердил молодой. – Свалил, бродяга. Сейчас, наверное, его жена уже скалкой лупит. Ну чего они там? – спросил он, кивая на наушники.

– Процесс пошел… Сам послушай.

Молодой взял наушники и некоторое время с интересом слушал. Лицо его при этом жило собственной, весьма интенсивной жизнью: казалось, еще немного, и он начнет облизываться как кот на сметану.

– Это ж надо, как она его обрабатывает, – сказал он, возвращая наушники на место. – Даже завидно.

– Нашел, чему завидовать, – фыркнул Балашихин. – Весело веселье, тяжело похмелье.

– Это факт, – согласился молодой. – Но сейчас-то ему до похмелья далеко.

– Не так далеко, как хотелось бы, – буркнул Балашихин, у которого при мысли о предстоявшем его объекту похмелье почему-то испортилось настроение. – Включи-ка монитор, надо проверить аппаратуру. И вообще пора браться за дело.

Молодой нажал клавишу на пульте, и над их головами ожил монитор. На экране появилось изображение небогато обставленной комнаты. Это была проходная комната в двухкомнатной хрущевке, служившая, судя по всему, супружеской спальней. В обстановке квартиры сквозила благопристойная, слегка прикрытая клетчатыми пледами нищета, и Балашихин с трудом подавил вздох: картина была знакомой до слез. Совсем недавно он сам выделывал головоломные акробатические трюки на грани между полуголодным существованием и настоящим голодом. Ему стало жаль «клиента», который в данный момент уверенно мчался навстречу собственной гибели на заднем сиденье такси – пьяный, счастливый и с подосланной бабой в обнимку. Он решительно растоптал в себе эту жалость: клиента никто не заставлял заглатывать первый же брошенный крючок до самых кишок… «Орел», блин.

Изображение было цветным и очень четким – можно было разглядеть каждую деталь.

– Говорит и показывает Москва, – тихо сказал Балашихин. – Наши камеры установлены…

Молодой хохотнул.

– Да уж, – сказал он, – репортажик получится праздничный. А изображение!.. А цвет!.. Умеют делать, сволочи.

– Умеют, – согласился Балашихин.

Он знал, что оборудование было закуплено совсем недавно на специализированной выставке в Цюрихе и обошлось Агапову в астрономическую сумму. Тогда, в марте, это показалось Балашихину обыкновенным пижонством окончательно возомнившего себя пупом земли «нового русского». Однако теперь, в свете некоторых обстоятельств, такая громадная трата уже не представлялась ему бессмысленной… «Возможно, – подумал он, – эта начиненная полупроводниками и микросхемами жестянка в конечном итоге решит все.» Само собой, Званцев не посвящал его в подробности, но Балашихин и сам был не лыком шит и отлично понимал, что речь идет о жизни и смерти.

Он взглянул на часы. От ресторана до дома этого придурка было рукой подать, тем более на такси. Объект вот-вот должен был появиться в поле зрения скрытой камеры. Отставной майор закурил и решительным жестом надел на голову наушники, разом сделавшись серьезным и сосредоточенным. Эмоции были отодвинуты в сторону, чтобы не мешали работе.

Его напарник, придав лицу тоже деловое выражение, извлек из-под контрольной панели вторую пару головных телефонов и последовал примеру Балашихина. Они стали ждать, покуривая и не сводя глаз с монитора.

Ожидание было недолгим. Вскоре на экране появилась парочка, за перемещениями которой они до сих пор наблюдали только с помощью радио: неказистый мужчина примерно такого же возраста, что и Балашихин, одетый в поношенные серые брюки и защитного цвета матерчатую летнюю курточку, и рыжеволосая секс-бомба, старательно косившая под застенчивую провинциалочку.

Впрочем, эти ее старания заметно шли на убыль, уступая место усилиям совсем иного толка: клиент, как было точно подмечено в одном культовом фильме, уже созрел, и теперь дамочка делала все, чтобы майор Балашихин и его напарник смогли получить как можно более откровенные и качественные кадры. Она буквально волокла клиента за собой, ухватив за ширинку брюк, под которой угадывалось некое цилиндрическое вздутие, напоминавшее свернутый в трубку журнал «Юный натуралист», не забывая при этом строить из себя жертву сексуальных домогательств.

Клиент покорно тащился за ней, как бычок на привязи, вяло переступая косолапыми ногами, бессмысленно тараща совершенно пьяные глаза и не переставая лапать своего поводыря за разные интересные места.