Андрей Таманцев - Леденящая жажда

Вспомнив об агентстве, Сергей невольно передернул плечами и посмотрел на купленные только что желтые восковые свечи. Это ведь только так говорится — агентство, а на самом деле агентство — это всего лишь Муха да Коля Трубач…

Неделю назад Коля собрался как бы в отпуск: взял десять дней отдыха. Со всеми договорился, все оформил чин-чином — главное, захотелось мужику в кои-то веки проведать сестру. «Вот, ребята, спать не могу: только засну — вижу, как просит меня Светка приехать, попроведать ее. И снится мне эта хренота последнее время чуть ли не каждую ночь. Позвонил узнать, не случилось ли чего — телефон не отвечает. Ну просто душа не на месте. Съезжу посмотрю, как там и что, ладно? Не обидитесь? Там, в Глазове, у меня и старики похоронены, тоже вот и на могилке давно не был…»

Ну родня — это святое, кому ж придет в голову возражать, да еще и Николе, всеми любимому Трубачу. А он еще добавляет: «Схожу на могилку, у сестры поживу, то-се… По-рыбалю немножко, ну, может, пару раз за грибами-ягодами сподоблюсь — и назад. А? Отпускаете, ребята? Я на всякий случай и телефончик сестрин оставлю… А то прям разбирает меня что-то — съезди да съезди. А что — не пойму и сам…»

Ребята отпустили — как ни странно, к предчувствиям они относились с уважением. Ну а к просьбе друга — само собой. Артист по этому случаю даже пустился в рассуждения — известное дело, он человек творческий, а у них, у творческих, язык без костей. «Ну конечно, мол. Сколько уж лет мы то спецзаданиями занимаемся, то от спецзаданий в себя приходим… Это вроде как в Чечне, помните? Посидишь где-нибудь на блокпосту или погоняешь по горам какого-нибудь бригадного генерала, а потом в тыл, на отдых… Все на передке да на передке — так этого передка наешься, что уж даже Ханкала раем кажется… Помыться, горячего пожрать да на настоящей чистой койке растянуться…»

— При чем тут Ханкала? — не выдержал Муха. — Человек сестру проведать едет, и только…

И все было бы ничего, если бы не пообещал Николай сделать контрольный звоночек: добрался, мол, нормально, отдыхаю, в Москве буду примерно тогда-то. Другой конечно, скажет: ну не позвонил и не позвонил, мало ли как жизнь поворачивается. Ну не получилось сразу, делов-то. Разве ж это повод для настоящей тревоги? Но когда Трубач не позвонил и на третий, и на четвертый день, Пастух заволновался. Вот такого уже не могло быть по определению при нормальном-то развитии событий. Чтобы кто-то из них забыл про уговор или не сделал все как положено по сложившейся в команде Пастухова традиции — да быть такого не может! Хоть и прошло уже столько лет, как их отлучили от армии, а навыки и порядки армейского спецназа в ребятах енделн крепко, свой неписаный vc^ тав соблюдали не по обязанности — по душе, 11 это было отлично, потому что в их деле даже верность годами отработанным мелочам в определенных обстоятельствах стала решающим условием выживания…

В конце концов Пастух, по-прежнему осознавая себя старшим по команде, не выдержан, сам позвонил в Глазов. Позвонил. Но ответил ему вовсе не Трубач или его сестра — трубку взял какой-то мужик с низким, бодрым голосом. Бодрый мужик не стал разводить дипломатию и темнить, влепил прямо в лоб:

— Ваш… Как вы говорите?.. Он кто вам? Сослуживец? Должен вас огорчить… Ваш сослуживец скончался…

— Как?! Когда? — оторопел Сергей. — Слушайте, а сестра? У него сестра там у вас, в Глазове… он к ней ехал, к сестре. С ней можно поговорить?

— К сожалению, и сестра гражданина Ухова с вами в данный момент поговорить не сможет — она в больнице… в очень тяжелом состоянии…

— Да что там у вас случилось, товарищ… простите, не знаю вашего имени. Ради бога…

— Соболезную, но ничего, кроме того, что уже сказал, сообщить не могу. До свидания.

Сергей заскрипел зубами от ненависти — сволочи, чиновники! Что здесь, в столице, что там, в провинции, — все одну бешеную суку сосут…

— Подождите, подождите, товарищ! Скажите хотя бы, когда похороны? Когда можно забрать тело?

— Никогда. Гражданин уже похоронен, так что не затрудняйте себя. И приезжать сюда пока не надо…

— Ну хорошо, хоть причину-то смерти вы назвать можете?

— Могу. — Человек на том конце провода, кажется, даже усмехнулся. — Причина госпитализации обоих Уховых — несчастный случай. Подробности? А вы кто, родственник? Ax друг! Ну вот видите, а мы подробности имеем право сообщать только родственникам.

Черт побери! — все-таки сорвался Сергей, — Да что там у вас происходит? Чума, что ли? Чернобыль?

— Без комментариев, — незамедлительно откликнулся тот же бодрый голос. — Будьте здоровы.

— Да что за тайна, черт побери! Какая тайна, когда человек умер! Я на вас жаловаться буду. Кто вы, натопите себя!

— Я-то? — спокойно переспросил бодрый, давая помять, что нисколько не боится. Капитан Печенев, начальник мобильной группы МЧС. Жалуйтесь, если не лень. Не возражаю.

Капитан сказал это так равнодушно, что теперь у Сергея не оставалось сомнений: Трубача действительно больше нет в живых. И по этим складывающимся в одно целое признакам: по безразличию далекого капитана (а ведь он говорил с Москвой!), по самому его присутствию, потому, что военные контролировали нейтральный коммутатор, Сергей окончательно понял, что, судя по всему, в далеком Глазове случилось нечто из ряда вон выходящее. Но нельзя же все так вот просто оставить. Коля погиб, я они даже похоронить его толком не могут!

— Ну, все у вас? — нетерпеливо спросил Печенев.

Сергей успел мимолетно подумать, что капитан, должно быть, вовсе не такой хам, каким он его себе представил, раз до сих пор не бросил трубку и терпеливо ждет, когда собеседник сам окончит разговор.

— Слушай, капитан, этот Ухов — он мой боевой товарищ, мы вместе мод пулями… Неужели ты, как военный военному, не намекнешь мне хотя бы… Я уже один раз хоронил его. А он жив остался… Может, и сейчас, а?

— Ты кто по званию? Тоже капитан? Не важно, что бывший. Ухов твой мертв, а ты, человек армейский, должен понимать: есть такие дела, что кому надо — тот знает, а кому не надо — тому и знать незачем. Согласен?

— Но ты же офицер, Печенев! Так помоги похоронить офицера как положено… Я соберу однополчан, отдадим человеку воинские почести. А ты говоришь — не приезжай! Должны же мы оставаться людьми…

— Все, капитан, пустой у нас начался треп. Сказка про белого бычка. Хватит воду в ступе толочь.

— Да неужели ты хотя бы простую человечность проявить не можешь!

— Давай, дружок, не указывай, что мне делать, чтобы мне не пришлось указывать тебе, куда бы тебе пойти, понял? И вообще — прикажу сейчас засечь твой номер, и будут у тебя ба-а-льшие неприятности.

— Но, капитан…

— Что, не хочешь? Вот и я не хочу. Желаю здравствовать! — И Печенев наконец повесил трубку.