Сергей Соболев - Моякрыша - Кремль

Подъехали, следуя ЦУ банкира, к одному из местных пригородных ресторанов, где, кроме собственно самого ресторана, который здесь, правда, называют "винным залом", имеются также две открытые террасы, функционирующие даже в это время года.

Припарковались, вышли из машины, двинулись в "винный зал": Андрей мельком успел увидеть явно высматривавшего их на паркинге "яппи", подходившего к ним ранее в казино. — Я думаю, Андрей, Шафранов уже занял отдельный кабинет, — негромко произнес Захаржевский, не обращая, казалось, внимания на подлетевшего к ним официанта. — Мы займем пока столик в зале, а там будет видно. Они уже двинулись вслед за официантом к своему столику, как вдруг — эти звуки доносились, кажется, с открытой террасы — послышалось: "хлоп!" "хлоп! хлоп!" И тут же, практически одновременно, но чуть в другой тональности: "та тах! тах х! тах! та тах х!!"

Тонко звякнуло стекло. Но не так, как звенит бокал о бокал, иначе, совсем иначе.

…Андрей завалил Захаржевского прямо в проходе: уж ему то не надо было долго объяснять происхождение таких вот "хлопков".

— Ника, ствол наголо! — рявкнул он, не обращая внимания на недоуменные взгляды окружающих, которые вряд ли догадывались о происхождении явственно доносящихся снаружи "хлопков" — всего, в частом темпе, их прозвучало от десяти и более. Хрен вот так сосчитаешь! — Секи поляну! Где то справа… На террасе?! Слышишь?! Шмаляют!!!

Охранница тут же врубилась, хватанула за рукоять ствол и, присев возле них на корточки, стала зыркать туда сюда. Вела себя, короче, более или менее вменяемо.

"Две серии прозвучало, — промелькнуло в голове у Бушмина. — Или киллер с "личником" обменялись, или же работали сразу два киллера…"

— Ника, мы с Жоржем к стенке сейчас переместимся, ну а ты секи поляну!

Едва они переместились под защиту стены, как сначала снаружи, со стороны террасы, а потом и в самом зале зазвучали громкие встревоженные голоса, которые перекрыл чей то истошный вопль…

Вскоре они уже погрузились в "мерс" и уехали восвояси из этого злополучного ресторана, избежав, слава богу, общения с местной криминальной полицией.

А что им, спрашивается, еще оставалось делать?

Какие то двое людей в масках — вроде бы так было дело — подошли к столику, за которым сидели господин Шафранов и молодой человек, похожий на "яппи", и всадили в каждого из них по нескольку пуль.

Мало того: один из этой пары киллеров, действовавших с невиданными для здешних мест наглостью и хладнокровием, не только сделал "контрольку" по Шафранову, но и сорвал у того что то с пальца, кольцо, а может быть, печатку. И, воспользовавшись суматохой и отсутствием вооруженной охраны, исчез куда то вместе со своим напарником, не потрудившись даже скинуть стволы на месте совершенного ими только что преступления…

— Это как в русской рулетке, Жорж, — сказал Андрей, который почти всю дорогу во франкфуртский аэропорт сохранял мрачное молчание. — При следующем нажатии курка выстрел может оказаться роковым.

С Аркадием Серебрянским дела покамест обстояли следующим образом. Во первых, он не спал уже как минимум четверо суток. Во вторых, он почти ничего не ел. И, в третьих, человек этот, которого уже более недели держали здесь взаперти, то ли уже сошел с ума, то ли был очень близок к умопомешательству.

То, что у Аркадия Львовича сделался непорядок с головой, лишь отчасти принималось на веру Фадеевым и его молодым ассистентом по имени Игорь (последний, кстати, работал в той охранной структуре, совладельцем которой нынче являлся Юрий Николаевич, так сказать, хозяйский глаз). То есть иногда у них возникало такое подозрение, что их подопечный — "крэйзанулся", что у него съехали мозги набекрень, и не то чтобы слегка, а вполне основательно… Фадеев про себя думал, что неплохо бы по этому поводу проконсультироваться с родным дядей. Тот большой дока в подобных вопросах. Еще бы: тридцать с лишком лет проработал в "Матросской Тишине", пройдя путь от рядового вертухая до заместителя начальника СИЗО. Даже сейчас, хотя он давно уже на пенсии, не сидит сложа руки. Именно дядя Антона Фадеева, кстати, присматривает за тем объектом, — верст эдак тридцать до него будет отсюда, — на который доставили бизнера Литвинова, попытавшегося было свинтить за бугор… Он то уж насмотрелся на разных симулянтов и сразу бы, без всяких психиатров, вынес бы точнейший диагноз…

Сам Фадеев, надо сказать, откровенно заскучал. После того, как Литвинов неожиданно отдал концы по ходу важного базара, получив разрыв сердца, — а ведь какой с виду был крепкий мужик! — Сценарист запретил применять жесткие меры допроса в отношении господина Серебрянского. "Попридержите пока коней, Фадеев, — сказал Юрий Николаевич во время своего последнего сюда визита. — Аркадий Львович нужен нам живым и здоровым. Мы не можем позволить себе потерять еще и этого человека!.."

Лещенко не появлялся здесь уже несколько дней: может, руководство на него осерчало за ЧП с Литвиновым, а может, Петра и вовсе перебросили на другой участок работы. Юрий Николаевич не появлялся здесь уже почти двое суток; вчера днем заезжал на минутку дядя, доставил продукты и напитки, после него никто не приезжал и никто не звонил — самому Фадееву было наказано сидеть тихо и стеречь Серебрянского пуще зеницы ока.

В определенные часы, утром и вечером, возле объекта дежурила машина с двумя сотрудниками. Понятно, что эта была придумка начальства, которое решило как то подстраховаться на случай непредвиденного развития ситуации. Фадеев по этому поводу не слишком рефлексировал, поскольку метод перекрестного контроля практикуется в тайных ведомствах с незапамятных времен. К тому же внешний пост охраны и наблюдения лично ему никаких хлопот не доставляли. Что касается Серебрянского, за которого Фадеев нынче отвечает головой, то он был жив, хотя и не совсем здоров (если, конечно, эта падла не симулирует).

Аркадия Львовича держали в отдельной комнатушке, оборудованной в подвальном помещении. Четвертые сутки он лежал в койке, чаще всего на боку, весь скрюченный, в позе человеческого зародыша. Его иногда сбрасывали с этой койки, поднимали под руки, трясли, разгибали ему ноги, пытались поставить на твердую почву или, по крайней мере, придать ему сидячее положение. Хотели по ночам выводить своего подопечного на прогулку в заднем дворе, но фиг там: своими двумя Аркадий Львович идти не хотел, а таскать его, как ребенка или инвалида, на руках, у "товарищей чекистов" особого желания не было.

Но если Серебрянский лежал на койке, свернувшись калачиком, в позе "зародыша", то это еще не означало, что он спал или хотя бы дремал. Нет. Аркадий Львович непрерывно что то бубнил: то довольно громко, то едва различимо. То он, вероятнее всего, цитировал какие то избранные места из научных монографий, как своих, так и зарубежных коллег (иногда даже из его уст лилась чистейшая английская речь), или же какие то запомнившиеся ему выдержки из газет и журналов, то, что происходило с ним все чаще и чаще, нес откровенную околесицу. Но не умолкал он, кажется, ни на секунду, ни днем, ни ночью, ни в присутствии "товарищей чекистов", ни тогда, когда его оставляли в покое, заперев прочную дверь его подземной комнатушки.