Леонид Влодавец - Фартовое дело

Большая часть стекол вместе с рюкзачком вылетела наружу, часть посыпалась на пол.

— Уходит! Вниз давай! Здесь ломай, биомать! — заорали в коридорчике и навалились всей толпой. Механик, однако, успел схватить чемодан с баксами, вскочить на подоконник и солдатиком прыгнуть с третьего этажа. Это произошло за пару секунд до того, как в комнату ворвались «аварийщики», окончательно выворотив дверь, расшибив шкаф и отпихнув с дороги диван.

Механик, хоть и был по военной специальности не то сапером, не то танкистом, приземлился не хуже десантника. Не напоролся на кусты, не сломал себе ничего и даже в снег втоптался неглубоко.

Но главное везение было в том, как ни странно, что те двое из «шестерки», парнишка-«челнок» и водила, резко сдав свой «жигуль» назад и подкатив почти вплотную, слишком быстро выскочили из машины и подбежали слишком близко к сугробу, в который приземлился Механик. Точнее, мужик все сделал правильно: хотел заскочить Механику за спину, пока у того ноги были в снегу по колено, подмять под себя (мужик ростом и весом был почти с Есаула), а потом долбануть по голове пистолетом. Дальше Механика оставалось только скрутить. Но парнишка оказался дурак дураком — пистолет и то забыл с предохранителя снять, да еще и заскочил спереди, схватив Механика не за руки, а за плечи и, дернув его на себя, невольно помог выскочить из сугроба. Свалил на лопатки и думал, что ему «чистую победу» присудят, как в греко-римской борьбе. Но тут не олимпиада. Механик левой рукой перехватил правое запястье парня, чтоб пистолетом не ударил, а правой, прямо через карман дубленки, стрельнул из «ТТ». Секунды не хватило большому мужику, который уже находился в полуметре от них. Может, даже десятой доли. Второй выстрел снизу вверх отшвырнул его назад и усадил задом в сугроб, из которого его дурак помощник выдернул Механика.

Экс-прапор выхватил из рук обмякшего парня «Макаров», подхватил лежавшие на тротуаре «дипломат» и рюкзак и не раздумывая прыгнул через распахнутую дверцу прямо на водительское сиденье пыхтящих на холостом ходу «Жигулей». И, благо они стояли на задней передаче, покатил не туда, куда опрометью мчались спустившиеся с третьего этажа «аварийщики», то есть на то место, где его поддежуривали «челноки», а в узкий промежуток между ржавым ограждением хоккейной коробки и мусорными баками. И ведь втиснулся, развернулся, переключил передачу и дунул по дорожкам через проходные дворы…

Механик первым делом посмотрел на бензомер. Горючего было много, почти полный бак. Поэтому он решил, пока еще не поднялся шухер, гнать куда-нибудь за город, благо до Кольцевой было всего ничего. Преследования со стороны «ремонтников» он не опасался. А вот милиции ему следовало бояться. Задержать могут и случайно, но у Механика с собой столько всякого барахла, что пришить статью большого времени не понадобится. Во всяком случае, на посадку в СИЗО хватит. А там, в Бутырке или «Тишине», его запросто найдут братаны Гнедого или Булочки. Не говоря уже о тубике, который может доконать гораздо мучительнее, чем нож.

Есаула, конечно, было жалко, хороший мужик, а главное — мощный. С ним Механик чувствовал себя уверенно, даже когда в кармане кастета не было. Мозгов у Есаула, правда, было поменьше, чем на такую тушу положено, но они ему и не требовались, — согласно русской поговорке: «Сила есть, ума не надо».

Уже вывернув на оживленную трассу и проскочив под путепроводом, ведущим из города, Механик начал думать о том, в каком он, собственно, виде оставил Есаула неприятелю и что за этим может последовать.

Выходило, что Есаул попался живым. Механик прекрасно понимал, каких неприятностей можно ждать. Конечно, Есаул сразу не расколется, но допрашивать его будут очень серьезно и без соблюдения прав человека, доведут его до такого состояния, когда он будет рад рассказать все-все-все, даже точно зная, что после этого его убьют. Сколько он сможет продержаться? День? Два? Неделю?

Стоит Есаулу просказаться насчет того, как они с Механиком попадали на остров, — и все. Правда, там тоже есть кое-какие заподлянки, но Серый вполне способен их преодолеть.

Конечно, сейчас надо не о кладе думать, а о том, как шкуру спасти, куда нырнуть, чтобы отлежаться на дне, пока все кому не лень его ищут. Правда, потеря Есаула имела одно полезное следствие. Слишком приметной была эта пара. Здоровенный Есаул и маленький Механик. А теперь стало проще. Механик малорослый, неприметный, на таких ни бабы не обращают внимания, ни менты. Одеться попроще, отпустить бороденку и можно затеряться, исчезнуть в толпе, как в лесу. У Есаула была хорошая — для ментов, конечно! — примета. Шрам на щеке, полученный тогда, когда Серый сшиб его с ног и ткнул мордой в колючую проволоку. А у Механика ничего похожего нет. Конечно, не скажешь, что у него чистое лицо, рябинок и всяких отметин хватает, но такой «визитки», как Есаулов шрам, не имеется.

Но куда же все-таки кости бросить? Машина есть, деньги есть, инструмент — и тот прихватил. Все это вещи полезные и вредные одновременно. Машина — угон, деньги — разбой, инструмент — незаконное хранение оружия. Да еще вон сумки челноковские на заднем сиденье — кража. Статьи 166, 162, 222, за самодельный револьвер еще и 223 плюс 158. Ну а 164 — за разграбление бузиновского клада, и 105 — за множество мокрух докажут потом. На пожизненное уже набралось, если теперь действительно не расстреливают. Конечно, на долгое пребывание за решеткой рассчитывать не приходилось, тем более что до суда дожить тоже было проблемой, но Механику даже на день не хотелось садиться.

Он уже это проходил. И туберкулез был оттуда, и седина в неполных сорок два, и морщины, и еще много всякого. Хотя ему еще повезло. Такого, как он, мелкого, могли придавить, как клопа, и не заметить. Или навеки превратить в тряпку для вытирания ног. Помогли только вот эти руки, которые могли из дерьма сделать конфетку, запустить любой мотор, отладить то, что казалось безнадежно поломанным. За это и паханы уважали, и начальство. А сидел Механик всего-навсего за то, что продал списанный движок со своей БМР в соседний колхоз, где часто отключали электричество. Движок все равно пошел бы в переплавку, но у нас, как известно, сам не гам и другому не дам. И что обидно, другие, в офицерских, а не в прапорщицких погонах, воровали куда крупнее, но на два года сел Механик. И все после этого покатилось, рассыпалось… Жена с детьми сбежала, никто и не вспомнил, как он утюжил минные поля и горные дороги, сколько раз его при этом глушило до крови из носа и ушей. Никто и не вякнул ни про медали «За безупречную службу» второй и третьей степеней, ни про «Красную Звезду» за Афган. Рваный комбез и старый шлемофон — вот и все, что осталось «на память». Да и то потому, что завалялось на чердаке у матери в деревне. Теперь и матери нет, и дома… Комбез и шлем на дне рюкзачка остались. А еще ненависть осталась и готовность убивать.