Леонид Влодавец - Фартовые деньги

Злись не злись, изменить что-либо в прошлом ходе событий Механик не мог. Но повлиять на их будущее развитие был в силе. И не собирался действовать по чужому сценарию. Нет уж, выкусите, господа!

Но для начала надо было все же оценить, что тут, на хуторе, делается и много ли здесь народу. Пока в поле зрения попали только Ларев, Шура, Витя, Нинка, два парня в ментовском камуфляже и тракторист, он же бульдозерист и экскаваторщик.

Механик стал неторопливо передвигаться вправо, вдоль края поляны, время от времени поглядывая в сторону хутора. Как раз в это время там появилось еще несколько человек в камуфляже, которые вытащили какой-то мешок из гаража. Впрочем, Олег почти сразу же сообразил, что это не «какой-то» мешок, а именно тот, что наполнили золотишком Резаный со товарищи. Потом они забрались в подставленный им Механиком «Чероки», где сработала система противоугона О. Ф. Еремина. То есть при «несанкционированном» нажатии на педаль газа срабатывал баллон с газом типа CS и блокировались двери. Потом, через некоторое время, на этот же мешок, будто на живца, попались и братки во главе с самим Уханом, но уже на «Паджеро». Механик сработал как психолог. Мешок тяжелый, на руках семь километров через лес тащить не захочется. А в гараже стоят машины, причем у одной из них даже дверь не заперта. Какую выберет человек, желающий побыстрее смыться с богатой добычей? Ясно, что ту, которую взламывать не надо, да еще и с ключами в щитке… В первый раз открыл «Чероки» и запер «Паджеро», во второй раз — наоборот. И все попались живьем, так, как хотел заказчик Ларев. Правда, теперь все они — трупы. И может быть, это определит судьбу Механика на переговорах Ларева с Басмачом и Казаном…

Мешок тем временем подтащили к «Ниссан-Патролу», около которого Ларев разговаривал с «гостями». Механик передвинулся уже метров на сто вдоль края поляны, примерно туда, куда ночью вышел Ухан со своей компанией, и находился теперь гораздо ближе к хутору. Теперь Олег мог даже слышать то, что говорил Ларев, потому что ветер со стороны реки не уносил звуки речи в сторону, а как бы пододвигал их к ушам Еремина.

— Вот, — заявил Ларев Басмачу, когда парни в камуфляже развязали горловину мешка. — Видишь, как ребята упрели? Тут больше ста кило золота и серебра царской чеканки. Сколько тут на доллары, сказать затрудняюсь — не считал. Вот это тебе компенсация за покойников, за машины и за услуги ментам. А заодно и за то, чтоб ты отвязался от Механика. Из того клада ты все равно почти ничего не получил бы, даже если б честно вернул его Булке. Не вернул бы — Булка и Кныш тебя не пожалели бы и забрали бы все. Но это — война, разборки и прочее. Мне такого не надо. Я ваш ангел-хранитель, понятно?!

Витя завороженно смотрел на золотые профили Николая Кровавого и двуглавые орлы, тускло блестевшие на солнце. Попадались и серебряные рубли, намного крупнее по размеру, чем золотые империалы. Ларев вынул одну такую блямбу, показал Вите:

— Видишь? Юбилейная 1913 года, к 300-летию династии Романовых выпущена. Тут не один Николашка, но и пращур его Михаил Федорович изображен. Дороже стоит небось.

Вите это было по фигу. Да, ему очень хотелось бы все это получить. Он ничуть не сомневался, что сможет реализовать содержимое мешка и крепко на всем наварить даже с учетом всех «непредвиденных расходов», которые на него навалились. Но этот мешочек все же слишком мал по сравнению с теми, что упер Механик. Даже чисто по весу. Там — 350 кило. И не царских монет начала XX века, а всякой всячины из середины XVII. Вещичек, которые уже за одну старину и уникальность намного выше ценятся. Там, говорят, и камней до фига, каждый из которых по сотне тысяч баксов пойдет… Нет, не очень хотелось Вите отказываться от всего этого за такую «компенсацию». Больше того, у него жар по крови шел при мысли о том, что всего в нескольких десятках метров от него, под бугром, там, где работает экскаватор, лежат еще ценности, которые, может быть, и в десять таких мешков не влезут. Володя просто ему по-барски косточку со стола кинул — на, пес, все равно мне уже рыгается с пережору! Но он, Витя Басмач, не пес. Он сам себе хозяин…

Но тут, у Ларева на хуторе, выступать было нельзя. За гаражом валяются 28 трупов. Борман, Ухан, Швандя, Резаный, Мотыль и так далее. Среди них восемь бойцов из команды Казана, четверо ларевских, а все остальные — его, Вити, люди. И если Витя сейчас честно и благородно объявит, что манал он эту «компенсацию», то присоединится к общей куче. Уже есть договоренность, что всех мертвецов зароют в яму, из которой достанут «атаманский клад». Места там хватит всем и даже останется. Например, для него, Басмача, если он поведет себя как дурак. Но Витя — не дурак. Он примет этот мешочек и простится с Ларевым, как старый друг. А дальше — видно будет…

— Тебе тоже надо отстегнуть, Шурик, — произнес Ларев. — У тебя тоже беда, верно?

— Не знаю… — произнес Казан каким-то странным, не свойственным для себя тоном. Он и сам не очень понимал, что в душе творится. С одной стороны, он видел то, о чем ему рассказывал Батя, эдакую ожившую и воплотившуюся в благородный металл легенду. Может, надо было порадоваться за себя, за свое везение и за то, что сейчас — скажи «да», — и добрый дядюшка Ларев велит своим молодцам принести еще один стокилограммовый мешок из-под картошки, набитый николаевским золотом. Который наверняка перетянет все расходы на бесплатное обеспечение иномарками знаменских ментов. Шура не собирался устраивать отпевание ни Борману, ни тем, кто с ним сюда приперся, а уж тем более — ставить им памятники за счет братвы. Правильно, под бульдозер их, и заровнять гадов! Так что навар у него с этого мешка был бы неплохой.

Но Казан увидел в мешке одну маленькую вещичку, на которую не обратили внимание ни Ларев, ни Витя. Золотую зубную коронку, помятую, должно быть, какими-то клещами. То есть выдранную изо рта у мертвого, а может, и у живого человека. И эта самая коронка вдруг вызвала в Шуре бурю противоречивых и путаных чувств.

Шура вспомнил рассказ Егорыча про то, как Орел и Федор грабили поезда, шедшие на юг в 1918 и 1919 годах. Кто в них ехал? Курортники? Да ни хрена подобного — беженцы. Кто пробирался к белым, а кто просто стремился доехать до тех мест, где хлеб еще есть. Может, эти самые десятки и пятерки долгие годы копили в чулке на черный день, и, когда он настал, решили взять с собой, чтоб выжить на новом месте. Чека не нашла, а Федор и Орел вытрясли.

И вот только теперь до Шуры дошло. Да, может быть, папаша Бати Егорыча, который тогда был совсем пацаном, пил, гулял, грабил, убивал, девок портил. Но атаман его бизнес делал. И Федор тоже казну копил. Должно быть, и тот, и другой своей братве объявили, что надо не все пропивать, а давать атаману в общак. Тогда, наверное, как-нибудь по-другому этот финансовый институт назывался, «общий котел» или еще как-то. «И глядишь, когда все утрясется — каждый от меня свою долю получит и благодарить будет, что не дал пропить!» — так небось Орел объяснял. Опять же, наверно, говорил, что ежели кого убьют — то доля на братву разойдется. В общем, получалось у них что-то вроде «пирамиды».