Александр Тамоников - Тени прошлого

– Мама! Как же так?

– Ничего, сынок, Саид поспит немного и встанет.

Женщины привели в чувство Дию.

У афганцев не принято открыто проявлять эмоции, рвать на себе одежду, волосы. Но не в случае с матерью, потерявшей единственного сына. Дия упала на тело Саида и забилась в истерике. Ламис как бы очнулась и тоже зарыдала.

Старик, стоявший неподалеку, проговорил:

– Надо бы до захода солнца похоронить Саида. Время есть.

– А Муштак знает о гибели внука?

Мальчишка из соседнего двора побежал в мастерскую.

Муштак с утра чувствовал беспокойство. Работа не клеилась. Он никак не мог закончить ремонт карбюратора. Инструменты буквально валились из его рук.

Муштак сказал, что пойдет домой. Видимо, приболел и до завтра отлежится. Он вышел на улицу.

Тут к нему подбежал мальчишка.

– Дядя Муштак! Беда!

– Что случилось? – произнес он не своим голосом.

– Саид умер.

Земля содрогнулась.

– Что? Саид? Как умер?

– Его американцы убили на холмах.

Дальнейшее Муштак помнил плохо. Бег по кишлаку, толпа, расступившаяся перед ним, жена и сноха, бившиеся у тела внука. Рядом сын Анвар, обхвативший голову руками. Табрай, молившийся Аллаху.

Мужчины подняли женщин, отвели в дом, туда же отнесли тело.

Табрай что-то говорил, Газай извинялся. Все как в тумане.

Имам, мужчины с лопатами и кетменями. Мечеть. Саид на ложе, лицо направлено в сторону Мекки. Гассал – человек, омывающий тело. Саван, покрывающий покойника с ног до головы.

Саид уже на носилках. Мужчины несут их быстро, едва ли не бегом.

Кладбище. Молитва. Тело опускают в могилу. Нудный голос имама.

Женщины за пределами кладбища.

Дорога домой. Там поминки, приготовленные на скорую руку.

Только дома Муштак ощутил, что потерял внука. Он захотел закурить и вышел на улицу.

Там к нему подошел Газай.

Он был одет во все черное, протянул Муштаку кинжал и сказал:

– Я виноват в гибели твоего внука. Ты вправе убить меня. Сделай это.

– Лишить твою семью кормильца? Разве это вернет нам Саида?

– Как мне загладить свою вину?

– Не говори ничего, Абдулла, иди домой.

Газай опустил голову и ушел.

Приехал доктор, вышел из машины, остановился рядом и сказал:

– Прими соболезнования, Муштак.

– Благодарю. Что с Будуром?

– Я успел вовремя довезти его до госпиталя. Врачи сказали, еще минут десять, и мальчик умер бы.

– Значит, он жив?

– Да, и будет жить, вот только без руки.

– Ее отрезали?

– Она держалась на жилах. Пуля крупного калибра. Ты знаешь, что это такое.

– Знаю.

– Как Дия, Ламис?

– Плохо. Но держатся.

– Может, дать им успокаивающие таблетки?

– Не поможет.

– Да, ты прав. Теперь только время способно вылечить их.

– Не уверен.

Доктор, точнее сказать, фельдшер вздохнул.

– Мне еще к Ахмаду и Ясман заходить. К Табраю и к Халиде. Вот несчастье!..

– Да.

– О чем ты думаешь, Муштак? Конечно, это страшно, мучительно больно, когда дети уходят раньше своих родителей, тем более внуки прежде дедов. Но ведь так угодно Всевышнему. Все мы там будем, Муштак.

– Твоя правда. Скажи, как думаешь, американский офицер видел, что на вершине дети?

– Думаю, видел. Конечно. У него же был бинокль. Да и расстояние от дороги до холмов небольшое.

– А мог он видеть, что в руках у детей игрушечный автомат?

– Тут не знаю. Если в оптику, то мог. Но я слышал, что первым по американцам выстрелил Тарек, сын Абдуллы, из настоящего ружья.

– Неужели офицер не понял, что это произошло случайно? Зачем было бить по мальчишкам из крупнокалиберного пулемета?

Доктор вновь вздохнул:

– Эх, Муштак, кто мы для американцев, англичан, всех этих европейцев? Дикари. Животные. Они не останавливаются, даже когда сбивают ребенка своими машинами. Это тебе не русские в восьмидесятые.

– Да, американцы не русские. Ты ступай, я хочу побыть один.

Доктор ушел. Муштак присел на скамейку, которую сам сделал у дувала и ворот в тени чинары, закурил.

Рядом устроился Анвар. Он тоже больше не мог оставаться дома.

– Отец, скажи, как дальше жить?

– Не знаю.

– А кто знает?

– Всевышний. Молись, и Аллах поможет тебе.

– А я хочу не только молиться, но и отомстить.

– Кому? Восьмилетнему Тареку, который достал старое ружье? Или его отцу, который не смог сразу пойти с ребятами? Фази Турани, который сделал игрушечный автомат для своего сына Хайдара? Если так, то иди и убей их всех.

– Нет, я хочу отомстить американцам.

– Ты знаешь, что такое война?

– Нет. Когда вы с дедом Табраем и другими мужчинами дрались с талибами, мне было десять лет. Но ты разве не поможешь?

– Сын, иди в дом.

– Там тяжело.

– Это испытание, посланное Всевышним. Его надо преодолеть. Помоги жене.

– А ты?

– Что я?

– Ты тоже помоги маме.

– Помогу. Не перечь отцу, особенно в дни траура.

– Мне плохо, отец.

– Всем плохо. Сделай чая с ханкой, напои Дию, она уснет. Сейчас только время способно облегчить наши страдания. Сон же придаст нам сил. Они будут нужны завтра, послезавтра и потом.

– Ладно. А что с Будуром, неизвестно?

– Доктор приехал. Жив Будур.

– Хорошо.

– Только неизвестно, что лучше, умереть сразу или жить инвалидом.

– Будур стал инвалидом?

– Да, ему отрезали правую руку.

– За что нам такая беда? Пойду. – Сын ушел.

Муштак выкурил почти полпачки сигарет и вернулся в дом.

Ламис и Надия находились в женской половине.

Жена лежала, дочь сидела рядом.

Муштак опустился на матрас и сказал:

– Спать пора.

– А как уснуть? – спросила Ламис.

– Не знаю, но надо.

– Ты иди, отдохни.

– Я останусь здесь.

– Будь проклят этот день! Будь прокляты американцы! – проговорила Ламис таким тоном, которого раньше Муштак не слышал.

– Приехал доктор. Будур выжил, но лишился руки, – сказал он.

– Бедная Ясман. Будур инвалид, но он будет жить. А нашего Саида… – Ламис и Надия заплакали.

Муштак не стал успокаивать их, понимал, что это бесполезно. Он проводил Надию в ее комнату, прилег рядом с женой.

Ламис прижалась к нему и уснула.

А утром в кишлак заявилась целая делегация. На двух «хамви» прибыли трое афганцев без формы и двое американцев, майор и гражданский.

Машины остановились на площади у мечети.

К приезжим сразу же потянулся народ. Мужчины встали плотным кольцом, заставляя нервничать пулеметчиков на броневиках.

Вперед вышли военный и один из афганцев, как выяснилось – переводчик.

– Я майор Стив Дрейк, командир батальона. Мой патруль вчера был обстрелян с холма группой местных подростков, – проговорил военный.

Афганец быстро переводил его слова.

– Я, офицер армии США, заявляю, что подобные провокации недопустимы. Мне доложили, что вынужденным ответным огнем патруля были подстрелены двое подростков. Утром я узнал, что один из них скончался на месте, второй получил тяжелое ранение. Если вы ждете от меня извинений, то зря. Их не будет. Более того, я предупреждаю всех вас, что мои патрули и впредь будут реагировать на любые угрозы путем применения оружия. Надеюсь, вы усвоили, что я сказал. Ни одна попытка нанести урон армии США не останется без ответа. У меня все!