Андрей Воронин - Голос ангела

– Анатолий Павлович, это я, Холмогоров. Приезжайте сюда, поговорить надо.

– О чем? – опешил Брагин.

– О задержанных. К тому же я не один пришел.

– Кто с вами? – перепуганно спросил майор. Ему уже мерещилась фигура самого святейшего или, на худой конец, владыки.

– Я с женщиной. Приезжайте. У майора сперло дыхание, никто прежде не говорил с ним в таком тоне.

– Жду, – сказал Холмогоров и, не дожидаясь ответа, положил трубку.

Он предложил Регине присесть, сел сам. Сержант хлопал глазами, то и дело поправляя фуражку на голове, стараясь посадить ее абсолютно ровно, по уставу. Он, как ни пытался, не мог представить себе дальнейшее поведение Брагина.

Зазвонил телефон:

– Сержант Сидорчук слушает!

– Да, все еще сидят, товарищ майор, – доложил он.

– Да, хорошо, встретим, – он медленно положил трубку на рычаг аппарата и растерянно произнес. – Ишь ты, едет сюда…

– Я и не сомневался, – сказал Холмогоров. – Спасибо. Где они, сержант?

– В обезьяннике, где ж еще им быть.

Знающие и умные люди водятся не только в Москве, они живут и в других столицах. По фотографии оклада, которую майор Брагин заполучил благодаря Холмогорову, а потом передал в Минск, специалистам удалось установить, что это за оклад, а также выяснить его минимальную рыночную стоимость.

Рабочий день только начался. Майор Брагин был невыспавшийся, злой и утомленный бессонной ночью. Голова раскалывалась. Вчера ему основательно попортили нервы Регина и Холмогоров. Спорил он с ними до хрипоты, задержанных, конечно же, не отпустил, но пообещал, что его люди их и пальцем не тронут.

Майор уже выпил вторую таблетку от головной боли и приказал, чтобы ему заварили крепкий чай. Именно в этот момент сержант доложил, что прибыли два следователя из республиканской прокуратуры. “Принес черт, он бы вас и подрал!” – в сердцах выругался Анатолий Павлович.

Следователи оказались дружелюбными, незаносчивыми, хоть и приехали из столицы. Старший по званию, майор, положил перед Брагиным заключение экспертов, сделанное по фотографиям оклада. Братин протер глаза, принялся читать краткий, но для майора не очень понятный текст. Текст заключения изобиловал искусствоведческими терминами, в которых Брагин был несилен.

– Я что-то не понял, – прочитав бумагу, обратился майор к своим коллегам, – от трехсот пятидесяти до пятисот тысяч фунтов стерлингов? В фунтах – это как?

– Это много, – сказал майор, закуривая дорогую сигарету. Его напарник тоже закурил.

– Если в баксах, это сколько будет? Следователь из Минска постучал указательным пальцем по сигарете, сбивая пепел. Он сделал это элегантно, словно киноартист на пресс-конференции, будто на него в данный момент было направлено несколько видеокамер.

– Посчитать надо.

Старший следователь по особо важным делам Марат Андреевич Луговский сидел закинув ногу за ногу. Его напарник Виктор Павлович Круглов находился в углу комнаты, смотрел в окно на задний дворик, на милиционеров у служебных машин.

– Не может быть, чтобы у нас в городе такая дорогая вещь всплыла! – сказал майор Брагин.

– Получается, что всплыла и пропала, – от окна бросил майор Круглов. – И скорее всего, майор, неразбериха, которая происходит в городе, связана с этим окладом. И священника за него убили, и Стрельцова с Пацуком. Молитесь Богу, майор, чтобы этот оклад уехал от вас, уплыл, улетел. Тогда и неприятности у вас закончатся.

– Мы тут вчера задержали… – признался майор, – троих пацанов, они раскололись. Минские следователи насторожились:

– Местных пацанов?

– Поговорили с ними хорошенько, они все и рассказали.

– Признались в убийствах? – Луговский тут же сменил позу. Его лицо приобрело хищное выражение, даже глаза загорелись.

– В убийстве пока не признались, сидят все трое в обезьяннике. Боюсь, как бы митинги в городе не начались, а то ходят, просят за этих ребят.

– Кто просит? – спросил Марат Андреевич.

– У нас в городе птица важная появилась, залетела из Москвы.

– Какая птица? – следователи смотрели на Брагина, ожидая пояснений.

– Советник самого патриарха, – подняв вверх указательный палец, произнес Брагин.

– Советник московского патриарха?

– Да, да, того самого, который всея Руси.

– Как фамилия?

– Холмогоров Андрей Алексеевич. Он с местной учительницей меня из дому выдернул вчера вечером, уговаривали отпустить детей, дескать, те невиновны. Ну какое тут, к черту, невиновны, если у одного баллончики нашли…

– Какие?

– С краской, – спокойно бросил Брагин, – которой церковь размалевали. Они же и могилы на кладбище поразворачивали. Сатанисты, – в общем.

Минские следователи переглянулись:

– Майор, вы что? Какие сатанисты?

– Самые настоящие.

– Окладом сейчас надо заниматься, – сказал Луговский. – Оклад – это деньги, а убивают людей за деньги. Мы сейчас к попадье съездим, с ней поговорим. Кстати, как она?

– Нормальная женщина, в городе о ней никто плохого не скажет.

– Священник каким был, Михаил Летун?

– Человек хороший. Но у меня к церкви отношение неопределенное.

– В Бога не верите?

– Как сказать, – задумчиво произнес Брагин, отхлебывая уже остывший чай. – Когда был ребенком, не верил, в Афганистане поверил, потом опять перестал верить. Когда прижмет, вроде верю, а как все в порядке, есть Бог или нет его, мне все едино.

– Ладно, майор, мы сейчас к матушке съездим, а потом поговорим.

Два минских следователя, узнав адрес, поехали к матушке Екатерине. Там следователи и встретились с советником патриарха. Они хотели остаться наедине с матушкой, но та, обратившись к ним, сказала:

– Я хочу, чтобы и Андрей Алексеевич присутствовал при нашем разговоре. Думаю, вы не будете против этого.

Следователям ничего не оставалось, как согласиться. Разговор получился не очень долгим. Ничего нового следователи не узнали. Холмогоров сидел на стуле спокойно, с Библией на коленях.

В конце разговора он отдал матушке Екатерине книгу.

– Марат Андреевич, – сказал он, твердо глядя в глаза старшему следователю, – я вижу, вы тоже уверены, что все-таки произошедшее связано с древним окладом?

– Откуда вы знаете, что оклад древний, Андрей Алексеевич?

Холмогоров едва заметно улыбнулся:

– По роду своей деятельности я знаком с историей искусств, с историей церкви, и не только православной. Мне приходилось видеть подобные реликвии. Я не держал этот оклад в руках, но думаю, он очень ценный. Возможно, он принадлежал одному из византийских патриархов, был сделан греческим мастером по заказу первосвященника. Да простит меня Всевышний, но оклад может быть продан сегодня за огромные деньги. Это во-первых, господа, а во-вторых, он представляет большую историческую ценность как для самой церкви, так и для музеев и коллекционеров. Мне приходилось видеть иконы, оклады, кресты и дарохранительницы того времени. Судя по всему, это десятый-одиннадцатый век.