Андрей Воронин - Груз 200

– Никак нет, – быстро ответил солдат и, шмыгнув носом, уже не так уверенно добавил:

– Не могу знать.

«Ну и черт с тобой, – подумал полковник, глядя на полыхающее впереди розовато-оранжевое зарево. – Скоро сам все узнаю. Эта новость из тех, за которыми охотиться не надо – они сами за тобой охотятся. Сейчас разберемся…»

Ворота, которые вели во двор, были распахнуты настежь. От весело полыхавшего дома исходил нестерпимый жар, рушащиеся балки выбрасывали в темное небо тучи искр. Всякие попытки потушить пожар уже прекратились, вокруг стояли закопченные солдаты с ведрами и топорами и бездумно глазели на огонь. Полковник покосился на гараж, в котором хранились гробы, и понял, что тот находится в относительной безопасности. В это время с глухим кашляющим звуком взорвался бензобак бортового УАЗика, игравшего в хозяйстве Славина роль труповозки. Несколько человек, находившихся поблизости, испуганно шарахнулись в стороны.

– Черт возьми, – медленно закипая, сказал Логинов, – почему машину не отогнали?

– Так ключей же нету, – ответил кто-то из темноты.

– Вот дерьмо, – пробормотал полковник.

– Твоя правда, Андрей Иваныч, – послышалось сзади, – что дерьмо, то дерьмо. ЧП по полной программе. В полный рост, так сказать. Где они, твои труполюбы? Шкуры с них снять и на барабаны пустить – и то мало будет.

Логинов неохотно обернулся и оказался лицом к лицу с командиром полка. Только сейчас до него дошло, что он не видел нигде поблизости ни Славина, ни двух его “труполюбов”. Это обстоятельство только усилило его раздражение. Он был уверен, что трое мерзавцев спалили дом по пьянке и теперь прятались где-то неподалеку, чтобы не попадаться на глаза начальству. Существовал и другой вариант развития событий, но о нем полковнику совершенно не хотелось думать. Кому могли понадобиться жизни этих трех божедомов?

– Черт, – сказал он, – ничего не понимаю. Поймаю мерзавцев – мало им не покажется.

– И не только им, – нехорошо щурясь, сказал командир полка. Рядом с ним стоял замполит, старательно сохраняя похоронное выражение лица. Заместителя командира по воспитательной работе Логинов терпеть не мог, и это чувство было взаимным, так что теперь подполковник Ипатьев наверняка тайно торжествовал. – Не только им, товарищ полковник, – повторил командир. – Развели гадючник, товарищ начальник тыла. В общем, разбирайтесь тут. Утром доложите о причинах пожара и принятых мерах.

Он круто развернулся и удалился в сопровождении замполита. Логинов осмотрелся, нашел взглядом начальника санчасти майора медицинской службы Кондратюка, которому формально подчинялся Славин, и нетерпеливым жестом подозвал его к себе.

– Что за бардак, майор? – прорычал он, сдерживая клокотавшую в горле ярость, поскольку вокруг было полно солдат, стосковавшихся по бесплатным концертам. – Разыщите Славина, и пусть он потрудится в письменной форме объяснить, что здесь произошло. Я буду у себя.

Бедняга Кондратюк, который был весьма неплохим хирургом, но при этом оставался никуда не годным офицером, беспомощно хватанул воздух широко открытым ртом и схватился за оправу очков, словно это был спасательный круг, но Логинов уже повернулся к нему спиной и двинулся в обратный путь, яростно попирая сапогами глубокую мартовскую грязь, которая стала еще глубже благодаря усилиям танкистов и водителей бронетранспортеров. Отблески догоравшего позади дома некоторое время освещали ему дорогу, но вскоре полковник свернул за угол, и теперь огонь превратился в слабое оранжевое свечение, на фоне которого можно было разглядеть только черные скелеты голых стропил и устремленные к небу закопченные пальцы полуразрушенных печных труб.

Полковник шагал к разбитому на окраине селения палаточному городку, проклиная себя за то, что не догадался взять из палатки фонарик или хотя бы прихватить в попутчики одного из тех бездельников с автоматами, которые глазели на пожар. На улице было темно, как у негра в ухе, и где-то в этой кромешной темноте бесшумно скользили вооруженные до зубов бородачи, для которых полковник российской армии был желанной добычей. По официальным данным, эта местность считалась очищенной от боевиков, но полковник Логинов был уверен, что пройдет еще не один месяц, а может быть, и не один десяток лет, прежде чем последний из этих полоумных бородачей сложит оружие или будет затравлен и убит, как бешеная собака. Он недовольно скривился, кося глазами во все стороны и ничего не видя вокруг, кроме смутно белевших в темноте кирпичных стен. Какой смысл быть начальником тыла, когда никакого тыла не существует? Тыл – это Москва, а здесь, в Чечне, у самого подножия гор, никакого тыла не было, нет и не будет. О каком тыле можно говорить, если каждая колонна с продовольствием должна прорываться в расположение части с боем, а медперсонал полевого госпиталя вынужден все время держать под рукой оружие? И вообще, тыл – понятие устаревшее, времен позиционных войн, которые вели армии, наряженные в различные, легко узнаваемые мундиры. Когда воюешь с партизанами на собственной территории, о тыле говорить смешно.

Это были привычные мысли, которые ровным потоком, сменяя одна другую, пробегали по поверхности сознания. Но сегодня под этим верхним слоем полковник ощущал какое-то неприятное шевеление, словно в темных глубинах его мозга проснулось и разминалось, готовясь вынырнуть и сожрать всех с потрохами, некое реликтовое страшилище, утыканное шипами и покрытое темной слизью. Свалить пожар в хозяйстве Славина на обычную пьяную безалаберность было проще всего. Поразмыслив над этим, полковник пришел к выводу, что попойку и случайный поджог можно было бы считать подарком. А что, если это происшествие было как-то связано с тем, чем втайне занимались Славин и его подручные по приказу полковника? Неужели чеченцы решили сменить канал доставки и поставили его, полковника Логинова, в известность о своем решении вот таким не совсем обычным способом? Странно… Вряд ли они могли отыскать что-то лучшее и более безопасное, чем переправка денег в гробах. “Груз-200” – это, знаете ли, штука священная и неприкосновенная. Кому придет в голову искать что-то в прибывающих с войны цинковых гробах? Помимо религиозных табу и уважения к погибшим, существуют такие вещи, как элементарная брезгливость. Нет, надежнее этого просто ничего не придумаешь. Тогда в чем дело?

Внезапно полковника осенило, и он ощутил небывалую, давно не испытанную легкость во всем теле, особенно в мышцах ног. Ноги поняли все даже раньше, чем мозг успел до конца осмыслить мелькнувшую догадку. Они, уже начавшие понемногу слабеть ноги пятидесятилетнего человека, разом помолодели лет на тридцать и теперь готовы были со страшной скоростью нести полковника Логинова прочь от этого места.