Андрей Воронин - Смерть знает, где тебя искать

При подъезде к больнице Илья сбросил скорость и вопросительно посмотрел на брата.

– На стоянку не езжай, лучше фургон в переулок загоним, за склады, там его никто не увидит. Не хрен глаза мозолить!

– Ты лучше продумай, что с козлом делать станем. Григорий ненадолго задумался, затем провел ребром ладони по шее.

– Может, не стоит?

– Проболтается, – и тут же добавил, чтобы успокоить брата:

– На месте посмотрим, может, это и не она.

– Лучше бы она, – уточнил Илья, – нету мочи дольше искать.

Они подогнали микроавтобус так близко к стене, что Илье из-за руля пришлось выбираться через правую дверку. Зато фургона не было видно не то что с улицы, а даже с переулка, он прямо-таки сливался с кирпичной стеной огромного приземистого склада.

– Вот что бывает, когда о последствиях не думаешь, – назидательно произнес Илья, и братья, помогая друг другу, принялись перелезать через невысокий сетчатый забор, огораживавший больницу.

До центрального входа, единственного, открытого в такое позднее время, идти было далековато. Найти окна лаборатории труда не составило, только они и горели во всем нижнем этаже, где располагались службы больницы. Операционные и палаты занимали второй и третий этажи.

Илья приподнялся на цыпочки и глянул в окно. Он увидел Федора Ивановича, сидевшего за столом и читавшего газету.

– Один? – поинтересовался Григорий.

– Один сидит, как сыч, нас дожидается.

– Недолго ему встречи ждать осталось, – хохотнул Григорий.

И братья, пригнувшись, двинулись к служебному входу, который, как они знали, не запирают ни днем ни ночью после того, как в больнице случился пожар. Никто не видел, как они пришли в больничный двор, никто не видел, как они вошли в здание.

Больничный коридор встретил братьев Вырезубовых запахом хлорки, влажным, спертым воздухом. В такой атмосфере жить невозможно, в ней можно или болеть, или работать.

– Мерзкое место! – заметил Илья, прижимая к груди огромный букет роз.

– И не говори.

В темноте, да еще войдя с незнакомого входа, трудно было сориентироваться.

– Где он сидит? – шептал Илья.

– Хрен его знает!

Наконец братья обнаружили, что из-под одной двери пробивается тонкий лучик света. Он выхватывал из темноты стертые кафельные плитки пола.

– Сюда! – Илья негромко постучал костяшками пальцев о старую деревянную дверь. И тут же толкнул плечом.

Федор Иванович, обернувшись, увидел не братьев, те пока еще находились в полумраке, а целую охапку шикарных роз. Он сам забыл о своей просьбе, и цветы у него тут же вызвали ассоциацию с похоронами. Такие же розы украшали комнату в день тещиных похорон.

– Ой!

Холодок прошелся по душе заведующего лабораторией, и только потом он с облегчением перевел дыхание, обрадовался, увидев хитро усмехающегося Илью Вырезубова.

– Свое слово держим, – басил Илья, передавая цветы Федору Ивановичу.

Странная натянутость чувствовалась в отношении братьев к старому знакомому, будто бы они пришли, не надеясь застать того живым. Но Федор Иванович все списывал на волнение. Каждый разволнуется, если ему сказать, что близкая родственница угодила в реанимацию.

– Как она? – поинтересовался Григорий.

– В себя пока не приходила, – осторожно ответил Федор Иванович, – хотя кто ее знает? Времени прошло достаточно… Если хотите, я вас сведу с дежурной медсестрой, она должна знать больше моего.

– Нет, что вы, не надо ее беспокоить. Погодите минутку, разговор с ней уже ничего не изменит, – Федор Иванович принялся пристраивать цветы в трехлитровую банку. Чисто машинально сосчитал розы, получилось двенадцать. Заведующий лабораторией считал вслух, и поэтому последняя произнесенная им цифра обескуражила Илью.

– Не может быть, мы же тринадцать везли!

– Четное получается, – развел руками Федор Иванович, – как на похоронах.

– Не могли мы ошибиться, – вставил Григорий, – уж мы-то толк в цветах знаем, никогда бы такой ошибки не допустили, – и вдвоем братья пересчитали цветы.

– Точно, двенадцать, – растерянно сказал Илья, – первый раз со мной такое.

– Ничего страшного, я в приметы не верю.

– Вы же не себе цветы оставляете, подарите, а женщины подобные мелочи чувствуют.

Федор Иванович быстро нашел выход из создавшейся ситуации, вынул один цветок и поставил его в высокий стеклянный мерный цилиндр.

– Теперь все правильно – в одном букете одиннадцать, а в другом – один. Формальности соблюдены.

Братья переглянулись. Им не надо было много говорить друг другу, взаимопонимание наступало, стоило лишь встретиться глазами.

– Вы про анализ говорили.

Федор Иванович, гордый тем, что сумел совершить открытие, достал карточку с результатами анализа.

– Я каждую цифру, которую определил, в памяти по несколько дней держу – привычка такая. А вдруг понадобится? Один анализ, второй.., цифры совпали, вот я и понял, что девушка и есть ваша родственница.

– Ошибки быть не может?

– Никогда, – убежденно сказал Федор Иванович. Он уже сообразил, братья не так уж сильно любят свою родственницу, иначе бросились бы в палату, чтобы увидеть пострадавшую собственными глазами.

Григорий вчетверо сложил листок и сунул в карман.

– Спасибо. Нам бы ее посмотреть.

Федора Ивановича немного покоробило, что братья не называют родственницу по имени, но потом он нашел этому объяснение.

«Стесняются, думали инкогнито анализ сделать, но не получилось.»

– Хотелось бы посмотреть хоть одним глазком, – мечтательно произнес Илья.

– Я вас проведу. Только в реанимации порядки строгие, без белых халатов туда нельзя.

– Разве нас кто-нибудь увидит?

– Увидит, не увидит, какая разница? – улыбнулся Федор Иванович. – Бактерии и вирусы спрашивать разрешения не станут.

Белых халатов в лаборатории хватало. Отыскали два самых больших, и братья Вырезубовы облачились в них. На головы надели белые хирургические колпаки и выглядели теперь как заправские хирурги-мясники.

– Вам не влетит, что вы нас провели?

– В больнице все свои. Я вас и показывать никому не стану. Палата в конце коридора, дежурная не увидит, я ей что-нибудь совру.

Мужчины вышли из лаборатории, и Григорий внимательно проследил взглядом, куда спрячет ключи Федор Иванович после того, как закроет двери. Они исчезли в кармане брюк.

Время было позднее – после отбоя, и больные из других отделений уже давно спали. Лишь запах табачного дыма еще не до конца выветрился с лестничных площадок.

"Реанимация”, – известила табличка над перегородкой из стеклоблоков.

– Я первым пойду, – Федор Иванович шагнул за дверь.

Дежурившая медсестра, заслышав шаги в коридоре, тут же выглянула из своей ниши. Завидев Федора Ивановича, удивилась: тот, как заведующий лабораторией, работал в одну смену, днем.