Александр Жиров - Амулет смерти

Одна из звезд была больше прочих и мерцала тревожнее. За ней, расширяясь, тянулся вправо огненный хвост из мельчайших звездочек.

«Комета», — подумал Кофи, запихнул окурок в трещину пересохшей почвы и уснул.

Некогда песчаная, дорога давно была заасфальтирована. Она словно начиналась ниоткуда и уходила в никуда. Далеко впереди черный асфальт достигал белого неба.

Слева и справа к дороге подступали конические холмы с редкими пальмами. Слева и справа проносились пальмы и холмы, холмы и пальмы.

«Спасибо, Господи, что ты создал меня столь предусмотрительным!» — умилился Кофи, достал литровый пластик кока-колы и жадно припал коричневыми губами.

Эту газировку он приобрел за восемьсот километров отсюда, в абиджанском аэропорту.

В Африке нужно много пить, если не хочешь рухнуть от теплового удара. И от похмелья. Солнце жарило сквозь железную крышу грузовика. Оно твердо решило пленных не брать.

Однако в Африке не всегда удобно много пить. В кабине трясло так, что, будь бутылка стеклянной, Кофи остался бы без зубов.

— Если утром плохо, значит, вечером хорошо? — понимающе спросил пожилой водитель и щелкнул себя указательным пальцем по горлу.

— Да, — простонал Кофи.

Его слегка мутило после вчерашнего.

Не следовало мешать коньяк с ромом. Но главная проблема состояла в том, что вместо сиденья под ним был обычный деревянный табурет, кое-как привязанный к каким-то выступам кабины.

Этот табурет вел себя, как необъезженный жеребец. Кофи то норовил пробить головой лобовое стекло, то налетал на плечо водителя, то больно ударялся о металлическую ручку двери. Дело усугублялось тем, что пол в кабине почти отсутствовал и ножки стула поочередно проваливались в одну из дыр.

Когда впереди показались контуры Губигу, Кофи Догме испытал огромное облегчение. Он не зря запасся в Питере однодолларовыми купюрами. Хотя там это не деньги.

Он протянул бумажку водителю, и черное пожилое лицо расплылось в счастливой улыбке.

— Спасибо! — крикнул Кофи на родном языке и покинул жуткий аттракцион.

Допотопный «ГАЗ-53» страшно заревел перегретым мотором и поплыл в белом мареве дальше. В далекий город Параку на севере страны. Кофи долго смотрел этому чудищу вслед. Наконец он отхлебнул еще колы и направился к околице. На сложенной из грубых камней стенке не сохла ни одна коровья плюха.

Органика давно не использовалась в качестве топлива, а вся вывозилась на ямсовые и хлопковые поля. Стенка стояла словно памятник мрачным временам колониального и буржуазного прошлого.

Благодаря этому и другим санитарногигиеническим мероприятиям в деревне почти не осталось мух. Общественные туалеты, устроенные прежде открытым способом, украсились сбитыми из советских ящиков будочками — там только и царила еще мушиная братия.

Не осталось в Губигу и лачуг из обмазанных глиной пальмовых листьев. Все крестьяне обзавелись сборно-щитовыми домиками, которые в богатой и холодной России используются на дачах.

Войдя в первую же улочку, Кофи был замечен ребятишками. Они окружили его и отчаянно завопили на все лады:

— Кофи Догме, Кофи Догме приехал!

— Приехал Кофи из великой России!!

— Внук вождя вернулся в ГубигуШ Сборно-щитовой домик вождя был выкрашен в национальные цвета: желтая крыша, светло-зеленые стены, красные двери, рамы и обналичка. Одна из стен глядела наружу ребристой мордой кондиционера.

Кофи шагнул в дом. Его ухе ждали, застыв в почтительных поклонах, телохранители вождя — как всегда, два молодых амбала. Но не в напаховых повязках, а в футболках и шортах.

Студент швырнул сумку, похлопал амбалов по голым плечам и стремительно прошел в спальню деда. Здесь был полумрак. Вовсю шуровал кондиционер. Горячий ветерок играл шторами на распахнутых окнах. Вдоль стены сидели на полу ближайшие родственники. Кофи помахал им, показывая: после поговорим обо всем.

На кровати лежал великий вождь Нбаби. Глаза деда были открыты, но он не шевелился. У изголовья сидел старый колдун.

Каплу держал в руках какие-то тонкие палочки, которые сладко дымили. Кофи не помнил, чтобы раньше возле умирающих пользовались такими штуками. Этот сладкий дым вызвал у него новый прилив тошноты.

В таком угаре и здоровый за полчаса загнется. Тут же, выставив кверху круглый зад, мыла пол молодая негритянка. Должно быть, последняя жена вождя.

Прежде ослабшим старикам родственники подбирали красивую женщину. Ее называли последней женой: она должна была подтвердить или опровергнуть факт бессилия.

Когда последняя жена заявляла, что старец больше ни на что не годен, племя устраивало импотенту ритуальное самоубийство.

Этот варварский обычай остался в колониальном и буржуазном прошлом. Однако правило последней жены сохранилось и приобрело новый гуманистический характер. На склоне лет мужчину теперь поджидала всесторонняя забота.

Крики ребятни давно донеслись до Каплу, но он поднялся навстречу приезжему, лишь когда тот вошел в спальню. Главному колдуну было уже за шестьдесят.

Вождю — за восемьдесят.

За годы правления Социалистической партии под руководством товарища Хериса Ногмы средняя продолжительность жизни в сельских районах выросла на двадцать лет.

Мельком приобняв колдуна, Кофи шлепнул по круглому заду женщины и тоном, не терпящим возражений, распорядился:

— А ну немедленно закрой окна и форточки. Тебе, дуре, зачем родина электричество провела? Зачем для тебя в Баку кондиционер сделали? Чтоб Африку охлаждать?!

Последняя жена деда посмотрела с первобытным диким страхом и кинулась исполнять приказ.

А Кофи подошел к деду и наклонился.

Их глаза встретились. Подобие улыбки исказило морщинистое лицо больного.

Вождь что-то прошептал. Кофи поднес ухо к самым губам. Потом осторожно присел на место, которое уступил колдун.

Старик сделал усилие, приподнял руку и положил на колено Кофи. Парень сжал ее и явственно ощутил, как уходит, навсегда уходит тепло из исхудавшего тела.

Суха и невесома была эта черная лапка, покрытая паутиной морщин. Нбаби продолжал нашептывать что-то неуловимое.

Сил на членораздельную речь не осталось.

С трудом Кофи наконец разобрал:

— Как ты?..

Старик умирал. Кофи не хотелось рассказывать о себе в эти последние минуты.

Ведь у него самого все в порядке: он здоров и молод. У него любовь и дружба. Глаза студента наполнились слезами.

Но старик ждал, ждал его рассказа. Кофи подавил плач и начал. Думая, что дед может плохо слышать, он четко и громко выговаривал слова.

Он рассказывал о России, о Петербурге, об институте. Когда он дошел до метро, люди в резиденции вождя перестали шевелиться.