Александр Жиров - Амулет смерти

Даже амбалы-охранники, которым все было слышно сквозь тонкую перегородку, отвесили крепкие челюсти. Даже старый колдун, усевшийся в ногах Нбаби, с огромным вниманием поглощал эту фантастическую историю. Даже вонючие палочки в его руках наконец погасли.

Все они мало что понимали из сказанного. Кое-кто из них никогда не был даже в Порто-Ново. Никто никогда не бывал в других странах. И уж тем более никто не мог вообразить жизнь на далеком северном континенте, сплошь населенном белыми людьми.

Кофи говорил, глядел в лицо умирающего деда и уже не мог сдержать слез. Африканцы в эмоциональном плане много честнее скрытных белых. Нет ничего зазорного, если мужчина плачет. Был бы достойный повод.

Старик впитывал слова внука. Как губка. Словно Солнечный бог отказывался взять его жизнь, пока не вернется из неведомых краев Кофи, любимый внучек, единственный из племени посланный за знаниями в такую даль. Студенту казалось, что дед едва кивает от удовлетворения услышанным.

— Ой! — Кофи хлопнул себя по гладкому лбу и сквозь слезы улыбнулся до ушей. — Принесите мою сумку!

Сей секунд родственники были на ногах и бросились в прихожую. В узкой двери они столкнулись, и получилась настоящая свалка. Из уважения к умирающему вождю боролись молча и быстро. Слышно было лишь сопение и кряхтение, да кто-то шумно испортил воздух.

Кофи поморщился. Ну что с них взять?

Дети природы. Хоть с кондиционером, хоть без. Им что экстрактор, что экструдер, что эскалатор.

Проворнее всех оказалась последняя жена вождя. Во-первых, после взбучки за открытые окна ей необходимо было поднять реноме в глазах наследника. Во-вторых, вождь вот-вот умрет, она опять перейдет в разряд незамужних и вернется в родительский дом. Жизнь в доме вождя была несравненно богаче: хотелось понравиться наследнику, чтобы оставил подле себя.

Кофи и не взглянул на круглозадую. Не выпуская руки деда, свободной рукой залез в сумку и стал там на ощупь что-то выуживать.

— Вот! — воскликнул он, выудив. — Уберите шторы!

Родственники повисли на окнах, и шторы немедленно, все до одной, оказались на полу. Июльское солнце в тропиках не нужно приглашать дважды. Со своей обычной яростью оно забушевало в спальне умирающего.

А Кофи уже показывал деду фотографию. Хотя в дешевых моделях «Кодака» используется пластиковая оптика и снимают они так же, как советская «Смена», коечто можно было рассмотреть.

— Вот мой друг, Борис, — пояснял любимый внучек. — А вот моя… Катя. Мы с ней любим друг друга!.. А вот родители Кати и Борьки…

Вождь напряженно всматривался, будто стараясь запомнить и унести с собой образы близких внуку людей. Будто надеялся там, в царстве мертвых, размышлять и вспоминать живых.

Вдруг его взгляд просветлел. Глаза распахнулись. Словно вмиг помолодели.

Кофи был ошарашен. Что? Что такое?

А великий Нбаби приподнял голову, чего не мог сделать уже неделю.

Взметнулась его невесомая рука. Потянулась к фотографии. Широко распахнулся беззубый рот.

Вождь силился что-то сказать. Сообщить о каком-то открытии. Должно быть, начался предсмертный маразм. Булькающий хрип вырывался из горла.

Колдун привстал. Родственники обступили кровать. Проворная последняя жена всунулась так, чтобы ее напаховая повязка оказалась поближе к ноздрям Кофи Догме.

Вскрик вырвался наконец из распахнутого рта Нбаби. Кофи не обнаружил в этом вскрике ничего осмысленного.

Вскрик сменился протяжным хриплым стоном. В горле опять забулькало.

Внезапно тощее тело содрогнулось в страшной судороге. И все стихло. На яркую фотографию смотрели те же глаза.

В них не осталось даже искорки жизни.

— Великий Нбаби умер! — раздался скорбный и торжественный голос старого колдуна.

Каплу знал, что говорил. Одна рука его лежала на запястье вождя. Пульса не было.

"Вот и все. Теперь я в этом мире один.

Только я за себя в ответе. И нельзя мне посрамить честь великого деда, — обреченно подумал Кофи, а затем в его похмельном мозгу некстати пронеслись русские стихи: — "Упал Владимир. Взгляд уж тусклый… Как будто полон сладких грез.

«Конец», — сказал мсье Шартроз".

На улице перед резиденцией собралась толпа. Весь народ фон давно ждал неизбежной утраты. Нбаби не раз заявлял, что скорее небо и земля поменяются местами, чем он умрет, не повидав любимого внука.

Для жителей деревни Нбаби был всегда.

Люди рождались и умирали. Всех приветствовал в этом мире старый вождь — никто не помнил его молодым. Всех провожал в царство мертвых он же. Даже понимая, что вождь смертельно болен, люди одновременно не верили до конца в то, что он вообще когда-нибудь умрет.

Деревню охватил плач. К резиденции тянулись дети и старики, мужчины и женщины. Подходя, люди становились на колени и рыдали.

— Зачем ты покинул нас, великий Нбаби? — выводили дрожащие голоса.

— Что теперь будет с нами? — подхватывали другие.

— Голод, страшный голод придет в Губигу! — уверяли третьи. — Без Нбаби мы не справимся с четвертым посевом и останемся без четвертого урожая!

Отчаяние было искренним. Свыше полувека правил он народом фон. Великие реформы, которые провела в стране Соцпартия, в Губигу связывались исключительно с именем старого вождя.

Правительство социалистов запретило ритуальные самоубийства, самый изуверский племенной обряд, — в Губигу видели в этом заслугу Нбаби.

Советские спецы разработали план электрификации страны, и в Губигу вспыхнул электрический свет — колдун Каплу заявил, что это Солнечный бог откликнулся на просьбу великого вождя.

Советские корабли доставили в ПортоНово гуманитарный груз, сотни тысяч сборно-щитовых домиков, — в деревне считали, что именно Нбаби позаботился о переселении из пальмовых лачуг.

Очередной съезд Соцпартии принял программу коллективизации сельского хозяйства, под которую в деревни были направлены механизмы, удобрения и отборный посевной материал, — в народе фон все были уверены, что до создания кооператива самолично додумался их вождь.

Дверь резиденции распахнулась, и на крыльцо шагнул Кофи Догме. Даже во внуке видели одно из доказательств могущества вождя. Не было красивей и светлей мужчины в деревне. Он единственный имел среднее образование, а сейчас вот получал еще и высшее.

За внуком вождя виднелись заплаканные лица амбалов. Между ними протиснулся старый колдун. Ходил он теперь сгорбившись, на седой голове носил колдовской колпак и более всего напоминал огромного черного гнома. В одной руке вновь дымились зловонные палочки. В другой колдун держал копье.

— Великий Нбаби умер! — объявил Каплу. — Вот ваш новый вождь! Вот чьи руки будут держать отныне копье вождя!