Александр Жиров - Черный амулет

Оперативно.

Еще в Бездымкове и Васнецовке Борис лично был свидетелем «оперативной» работы милиции. Он влез в разговор:

— Вы бы знали, кому папе пришлось звонить, чтоб добиться этой оперативности! Сначала нам, как всегда, предложили ждать пять суток. Стали лапшу вешать, сколько семей распалось от того, что пропавших супругов находили в квартирах у любовников. Целыми и невредимыми.

— Да, — кивнул безмерно усталый Василий Константинович. — Они спросили, сколько Лене лет, потом посмотрели на меня. Прикидывали, может ли женщина уйти от такой развалины к другому мужчине. И решили, что так оно и есть… Ох, извини, Сережа, даже забыл тебе присесть предложить.

— Ничего, ничего. — Толстяк Иванов с пыхтением уселся в кресло. — А где же старшенькая твоя?

Кондратьев опустился напротив. Борис откупорил коньяк. Поставил на журнальный столик тарелку с толсто, помужски, нарезанным лимоном.

— Поехала к своему парню, — объяснил Василий Константинович. — Сказала, что милиция двадцать дней искала и не нашла ее деда и бабушку. Сказала, что не верит ментам. И решила вести собственное расследование. Ты себе это можешь представить?

Иванов не мог. Он честно покачал головой.

— Даже на работе успела за свой счет отпуск оформить, — сказал Борис. — Сказала, что, если сидеть сложа руки, нас вырежут всех до единого. И папу, и ее, и меня.

— Но это же бред! — Иванов воздел над головой пухлые, а некогда весьма грозные руки. — Ну какой маньяк может поставить такую цель? В жизни ни о чем подобном не слыхал.

— Все когда-нибудь случается впервые, — обреченно сказал Василий Константинович и прикрыл ладонью глаза.

— А зачем она поехала к своему парню? — спросил Иванов, отвернувшись от плачущего командира и обращаясь к Борису, — Он что, в ФСБ работает?

Даже в такую страшную минуту Борис не сдержал улыбку.

— Ну что вы, дядя Сергей! Просто пока он последний, кто видел позавчера мою маму.

— Постой-ка, Боря… Но мне сыщик говорил, что последним ее видел тот черный парень, который кормит зверей под твоей фамилией.

— Правильно! Это и есть Катькин ухажер.

— Негр по имени э-э… Кофи? — прищурился Иванов, и можно было представить, что точно так он смотрел сквозь прорезь прицела лет двадцать пять тому назад. — Откуда он?

Бывший прапорщик поднес к губам рюмку и одним движением опорожнил.

Никому ничего не объясняя. Во-первых, не тот сейчас момент, чтобы вдаваться в пустые объяснения. Во-вторых, что тут объяснять, когда и так ясно: Иванов — алкоголик. Работа такая.

Борис бросил быстрый взгляд на отца и тоже выпил.

— Кофи из Бенина, — сказал он. — Это небольшая страна в Западной Африке.

В глазах толстяка словно блеснули лезвия.

— Ты меня не лечи, пацан, географией. Мы с твоим отцом в этом чертовом Бенине были одно время безраздельными хозяевами. Господами жизни и смерти.

— Папа мне ничего такого не рассказывал, — пролепетал Борис.

Василий Константинович сквозь пелену горя едва разобрал, о чем речь.

— О таких вещах пятьдесят лет нельзя рассказывать, — ответил бывший прапорщик и наполнил рюмки. — Мы все подписку давали.

— Ты что, Серега, с ума сошел? — глухо произнес полковник в отставке. — В каком таком Бенине мы с тобой хозяйничали?

— Ну, в Порто-Ново!

Лицо полковника на миг озарилось молодым огнем. И погасло.

— Так это ж Дагомея, — тускло сказал он. — Там мы действительно малость покуролесили.

— Василий! — вскричал толстяк. — Да ведь это одно и то же! Дагомея с семьдесят шестого года стала называться Бенином.

— Почему? — тупо спросил Кондратьев, пытаясь что-то осмыслить.

— Ну ты прямо с Луны свалился, — развел руками Иванов. — Где ты был-то в семьдесят шестом?

— Батальон спецназа, — коротко ответил Кондратьев. — Никарагуа.

Борис в изумлении слушал разговор бравых вояк.

— Точно! — вспомнил бывший прапорщик. — Ты мне рассказывал. Под самым носом у США. Да, это не Дагомея, одной ротой было не обойтись…

— Да, — согласился полковник. — Мне там батальона едва хватило… Выходит, Кофи из Дагомеи?

— Выходит, так, — ответил Борис в недоумении.

Василий Константинович обхватил голову руками. Необходимо было сосредоточиться, но безмерность потерь разрушала все попытки логически мыслить.

— Тем более странно, что негр оказался последним, кто видел Елену, — сформулировал за друга толстяк и принял очередную рюмку.

До Бориса дошло, к чему он клонит.

— Да вы что, дядя Сергей! Он же мой друг. Но не это главное. Они с Катькой любят друг друга. Дело идет к свадьбе.

— Что?!

Полковник приподнялся в кресле. Побелели ногти, впившиеся в подлокотники. Иванов, напротив, в ужасе вжался в спинку, и кресло предостерегающе хрустнуло.

Когда ведется следствие, из поля зрения не должен выпасть ни один факт.

Поэтому Борис решился сказать то, что доверила ему вчера сестра:

— Катька беременна от Кофи. Срок — два с половиной месяца.

Спустя полтора часа Кофи очнулся от стука в дверь. Он чувствовал, что приближается отход. Отходняк после оксибутерата, конечно, не ломка морфиниста, но все же. Втрое сильнее алкогольного похмелья.

Он открыл дверь. Увидел Катю. На ней лица не было.

— Привет!

Он посторонился, впуская ее. Хотел что-нибудь сказать, но не выудил из гудящей головы ничего подходящего. А когда не можешь выудить подходящей фразы, обязательно скажешь глупость.

— Ну что? — только и спросил Кофи.

— Ничего, — зло сказала Катя. — Отец с братом труп бабушки нашли.

— А-ах, — сказал Кофи и сел на кровать. — А дед Костя?

Катя покачала головой и вместо ответа спросила:

— Тебя в милицию не вызывали?

— Нет… — Он задумался. — Может, повестка внизу, в ячейке для почты, лежит? А что, меня должны в милицию вызвать?

На Катю накатывало раздражение, и даже кокон ужаса ослаб.

— Слушай, ты чего чумной какой-то?

Пьяный?

— Нет, — ответил Кофи и предложил: — Могу дыхнуть.

— Дыхни.

— Пожалуйста.

Кофи слегка дунул девушке в нос.

— Похоже, правда не пьяный. Ты что, не понимаешь, что ты пока видел мою маму последним? Иными словами, после тебя ее никто не видел!.. Господи, а эт-то что такое?

Катя подняла с пола одноразовый шприц. Пошарив глазами, увидела на покрывале кусок плотной бумаги с пустыми ампулами. Взяла одну. Для врача нет ничего понятнее латинского названия.

Вспомнив, что в мире белых чистосердечное раскаяние может спасти от ответственности, Кофи признался:

— Оксибутерат натрия.

— Никогда не знала, что ты еще и наркоман, — сказала Катя.

И вдруг горько, как маленькая девочка, заплакала. Голова Кофи и без того гудела, как стиральная машина. Он порылся в ней и наконец извлек нужную фразу.