Константин Козлов - Алмазы для ракетчика

— Эй, КГБ, прикрой парня.

Корнеев покосился на говорившего и снова приник к окуляру. После приземления рядом оказался капитан морской пехоты. При взрыве ракеты его изрешетило осколками. Куртка моряка потемнела от крови. Капитана выволокли из вертолета его бойцы, а потом растянулись в цепь и попытались занять оборону, но на открытом месте ничего не получилось. Корнеев видел всех погибших. Тела сохраняли линию цепи. Пятнистые комбинезоны на светло-зеленом мху. Капитан самостоятельно передвигаться не мог.

— Не будь гадом, помоги парню, ему без прикрытия сюда не добраться.

Корнеев не отозвался, он уже решил, что не будет стрелять, разве что противник покинет свое укрытие и попытается его убить. Капитан, похоже, скисал. Говорить ему было трудно, он молча следил за Корнеевым. Автомат в ельнике умолк, наверное, кончились патроны.

— Стреляй же… — шепнул рядом капитан.

Майор вдруг вспомнил, что даже не знает его имени, только фамилию.

Корнеев увидел в прицел, как раздвинулись еловые лапы, на открытое место выбежал солдат. Все еще сжимая в руке бесполезный автомат, он бросился к вертолету.

— Зигзагами, бе-ги зиг-загами, — хрипел рядом капитан. — Уходи с линии прицеливания…

С гряды снова открыли огонь, клочки мха и лохмотья торфа взлетали рядом с бегущим. Скоро в него попали. Корнеев видел ошметки плоти и брызги крови из груди моряка, пуля пробила его тело насквозь. Морской пехотинец упал лицом вперед, приподнялся на руках, медленно завалился набок. В бессильной ярости капитан зарычал сквозь стиснутые зубы.

Корнеев придвинулся к моряку, зажал ему рот ладонью и торопливо зашептал:

— Да молчи ты, пока нас не вычислили. Засекут — тоже кончат. Лежи тихо.

Капитан из последних сил отодвинулся, потом плюнул. Целил комитетчику в лицо, но кровавый сгусток попал Корнееву на воротник. Тот брезгливо вытер слюну и кровь пучком мха.

— Мразь, — прошептал моряк, сделав жалкую попытку приподняться на локте.

Корнеев ударил капитана тыльной стороной ладони. Тот обмяк и замолчал, но продолжал пристально смотреть на бывшего координатора. От стыда и жалости к себе Корнеев заплакал.

На вершине гряды появился человек с биноклем, неторопливо оглядел место побоища. Всхлипнув, Корнеев приник к прицелу, навел перекрестье на цель. Медленно выдохнул, как на стрельбище, и начал выжимать слабину спускового крючка. Но страх победил, заставил положить винтовку на мох. Уронив голову на руки, бывший координатор беззвучно рыдал. Капитан морской пехоты, не отрываясь, смотрел на комитетчика.

— Мразь, — повторил он и закрыл глаза.

— Товарищ лейтенант, они теперь что, за нас примутся? — Боец вопросительно смотрел на Давыдова.

— Мы для них угрозы не представляем, вряд ли они попытаются атаковать сопку. До сих пор они действовали очень логично. В штурме поста никакой логики нет, особенно теперь. Кроме того, у нас двое пленных. — Анатолий пытался придать голосу уверенность, которой вовсе не испытывал.

О намерениях диверсантов можно было только гадать. Чужаки за какие-то полчаса разделались с вертолетом и уничтожили атаковавшую их группу, и какие у них теперь планы, знает только Аллах.

Словно откликаясь на вопрос бойца, ожила молчавшая до сего момента «Моторола». Аккумуляторы станции садились, ухудшая качество связи.

— На пригорке, как слышите?

— Хуже, чем раньше, — отозвался лейтенант.

— Начинаем обмен, двух ваших на двух наших. Через пять минут мы выводим заложников, соответственно, вы отпускаете пленных. С нашей стороны стрельбы не будет. Те, кто раньше пройдет половину расстояния между озером и вашей горой, ждут другую пару. Вопросы?

— Вопросов нет.

Сняв трубку связи с батальоном, Давыдов сообщил о начале обмена. Помедлив, Дед дал «добро».

Пленных вывели к склону сопки. На всякий случай Давыдов распорядился сковать их наручниками. Владеющий русским чужак прошелся внимательным взглядом между сопкой и озером. Заметив сбитый вертолет, усмехнулся:

— Похоже, мы пропустили самое интересное. Вы тут немного разогнали скуку? Ай-ай. А ведь вас предупреждали, что могут быть неприятности.

Конвоирующий пленных боец замахнулся прикладом.

— Отставить! — вмешался Давыдов. — Ну вот что, warrior [37], сейчас ты и твой компаньон медленно и чинно пойдете к своему лагерю. Если половину расстояния до лагеря вы преодолеете раньше, чем пара, идущая вам навстречу, — останавливаетесь и ждете. Если попытаетесь выкинуть фортель, то вот он… — лейтенант показал на Алвара, сидящего рядом с карабином, — сделает из вас обоих дуршлаги.

— Ну-ну, мой лейтенант, откуда в вас столько свирепости? В том, что произошло с вертолетом, вы сами виноваты. Кто вынудил нас действовать таким образом? Заметьте, до вашего появления никто не пострадал. — Он покосился на простреленную ногу Алвара и уточнил: — Никто серьезно не пострадал, смерть патрульного в наши планы не входила, зря он затеял играть в войну.

— Время! — скомандовал Анатолий.

— Давай двигай. — Боец стволом подтолкнул пленного к тропинке.

Встряхнув наручник на руке, тот насмешливо спросил:

— А остальное наше имущество вернуть не хотите?

— Оставим на память.

— Кстати, о времени. Могу я осведомиться, который час?

— Двенадцать часов десять минут, это для вас что-нибудь значит?

— О, мой лейтенант, сейчас все имеет значение. А время особенно, скоро вы сами все поймете. — Пленный весело засвистел и потянул напарника за собой.

— Алвар, если что, стреляй. — Давыдов поднес бинокль к глазам.

С гряды у озера спускалась другая пара.

— Я понимать, какое нарушение, я сразу стрелять. — Бывший разведчик прицелился и повел стволом, сопровождая уходящих.

В полдень капитан умер. Корнеев так и не решился покинуть свое убежище. Он старался не поворачиваться лицом к моряку. Казалось, тот продолжает смотреть. Не заставил себя майор госбезопасности и прикоснуться к мертвому, закрыть ему глаза.

Выходило, что Корнеев был единственным свидетелем гибели группы. И единственным виновником. Страх за свою жизнь сменился тупой обреченностью. Думать об ответственности не хотелось. Что-либо предпринять, исправить ситуацию майор не мог. Иногда появлялась решимость, хотелось что-то сделать, но не удавалось придумать что. Вспышки отчаяния и злости чередовались с обволакивающей все тело вялостью.

Отсюда не был виден лагерь противника, до спасительной сопки слишком далеко. Оставалось ждать. Но лежать рядом с мертвым моряком было невыносимо. Вертолет слабо чадил, пахло сгоревшим керосином, маслом, человеческой плотью. Тела погибших в машине превратились в уголь. Иногда ветер менялся, и тошнотворный запах добирался до Корнеёва, вызывая спазмы в желудке. От влажного мха промокла одежда, ноги мерзли в сырых ботинках. Временами майора трясло от холода и шока.