Петр Катериничев - Охота на медведя

— Господин Корсаков, помните, давным-давно киношка такая была: «Ставка больше чем жизнь».

— Название претенциозное и тем — лживое. Не бывает ставок больше жизни.

— Согласен. Вот только — что считать жизнью.

— Кажется, вы не вполне здоровы... Умственно. — Зато — душою светел. Знаете, что сказал Роджер Джонс Збигневу Гжезинскому? Сумасшествие в наше смутное время может позволить себе только очень здравомыслящий человек.

Какое-то время в трубке царило молчание. Потом Корсаков произнес:

— Если свернешь себе шею, сынок, домой не приходи!

Тон Корсакова смутил. Вместо того чтобы поорать, по-отечески пожурил.

Почему? Ну да, он сам сказал: есть разные люди. Кто-то ходит под Корсаковым, а под кем-то — он сам. А Гринев сейчас сделался в этих кругах то ли проходной пешкой, то ли третьим джокером, то ли — картой из другой колоды... Не понять. И вполне возможно, в свете имеющихся междусобойчиков Сергею Кирилловичу куда спокойнее, если мальчишка «сорвался». На то он и сорванец. Остается только пожаловаться на неразумного вспыльчивого дитятю и — умыть руки.

По ночному лесу Гринев брел больше часа. Вышел к подмосковному поселку. На остановке уже кучковались люди: первые работяги собирались в Москву. Олег присоседился и через десять минут уже ехал в переполненном автобусе в сторону столицы.

В первом же круглосуточном интернет-кафе забрался в адрес и обнаружил там четыре цифры: 1207. Аня успела выполнить его поручение.

Через полчаса Гринев был уже на Киевском. Если Аня его сдала — он опять ничего не потеряет. Он ничего не может потерять с той поры, как ввязался в рискованную игру. Все, что ниже нуля, — ноль. А цифры отрицательные или мнимые — это от лукавого. В этой игре можно только победить. На то она и «манильская мясорубка».

Гринев тряхнул головой. Легкость образовалась в мыслях необыкновенная.

Посерьезнее бы.

Чемоданчик был что надо. При нем — план особняка. Крестиками помечены места тайников. Олег плюхнулся в такси и велел рулить в указанный адрес.

Возможно, там все и станет на свои места. Возможно, наоборот, на голову. А что делать, если с детства любимый фильм — про Айболита, спасавшего никому не нужных человекоподобных? Как сказал Чернов? «Люди... Лиши их правил, установлений, ритуалов... Что получится? Обезьяны на ниточках — вот кто такие люди!» Чернов — умный.

Вся штука в том, что и сам Гринев тоже — из них. Из людей. Что остается?

Играть по правилам и установлениям. Соблюдать ритуалы. Конфуций соблюдал. И убедил соблюдать всю Поднебесную. Итог? Родина чая живет, процветает и размножается. Даже при суровом ограничении рождаемости несколько десятилетий — самая многолюдная страна мира. И каждый четвертый землянин — китаец. Великая сила ритуалов. Нам бы так. Но мы — не китайцы. Как пелось в том же фильме...

«Нормальные герои всегда идут в обход». А может, это и есть извечный российский ритуал, а заодно и загадка русской души — создавать трудности, чтобы было что героически преодолевать? Ведь когда в обход, через дебри и буреломы, да с риском быть заломанным медведем, цель похода перестает быть существенной, настолько занимает сам процесс — выбраться, вырваться, выжить! «Конечная цель ничто, движение все». Эту мысль Лао-цзы приписал себе некогда теоретик коммунизма Эдуард Бернштейн, за что его и обозвали ревизионистом.

Вот еще одно человеческое: клеить ярлыки. Ценники. Каждый товар должен иметь свой ценник.

Олигарх. Депутат. Нардеп. Вождь. Ренегат. Ортодокс. Коммуняка. Работяга.

Бизнесвумен. Бюрократ. Пьяница. Герой Советского Союза. Наркоман. Ветеран.

Мать-одиночка. Бобыль. Авторитет. Вор. Партизан. Космополит, Двурушник. Мастер художественного слова. Инженер. Скандалист. Исполнительный. Клиент. Киллер.

Космонавт. Медведь.

«Конечная цель — ничто, движение — все».

— Приехали, — сообщил таксист, остановив машину у границы названного поселка. — Куда дальше?

— Дальше — в обход, — в тон ему ответил Олег, передал водителю деньги, хлопнул дверцей и бодро зашагал по ведущей в сторону от шоссе тропочке.

Стояло раннее утро. День обещал быть теплым. Олег вскинул руку, посмотрел на часы. Семь.

Автомобиль вырулил из подземного гаража особняка, проехал ворота, приостановился — водитель подождал, пока металлические створки и гаража, и ворот автоматически сойдутся и защелкнутся замком. После этого он, надо полагать, включил «периметр». Автомобиль сорвался с места, за семь секунд набрал сотку и скрылся из вида.

Олег подождал с полчаса. Покурил, хотя курить не хотелось. Ничего не хотелось. Даже ждать. Но ждать было нужно. Побродил по пролеску. Нашел то, что искал: обломок трубы. Увесистый. Снова вскинул запястье. Хозяин уже въехал в Москву. Пора.

Открыл хитрый чемоданчик. Прочел за пять минут инструкцию, составленную «для дурака». Вернее, не для дурака. Те, для кого предназначен прибор, — люди совсем иного склада, чем те, кто его создавал. Им нужно проникать на «занавешенные объекты», чтобы применять не мыслительные изыски, а умения и навыки. А потому в приборе «на выходе» всего три тумблера. «Включить», «выключить» и «пауза». Для чего «пауза» — Гринев уяснять не стал. И даже не пытался. Сейчас было не до пауз.

Включил согласно инструкции. Запестрели цветные датчики непонятно чего.

Особнячок был нашпигован охранной электроникой. А кто бы сомневался? Олег повернул ключ. Датчики угасли. Система охраны, слежения, немедленного информирования и прочего — перестала функционировать. Но для оператора на неведомом пульте — все в ажуре. Все горит, сияет, переливается. Граница на замке. Потому маленький чемоданчик и стоит уймищу денег.

Дело за малым. Особняк замкнут на хитрые ригельные и сейфовые замки. Двери — прочные. Стекло — литое. Да и то — забрано решетками. Но не на втором этаже.

И не на третьем. Там — усиленные стеклопакеты. Вот где и пригодится обломок трубы отечественной чугунной.

Олег кошкой перемахнул ограду. Забрался на обширный балкон. Подошел к запертой дверце. За стеклом — витиеватые узоры все той же литой решетки.

Перемахнул через перильца, прошел по узенькому парапету до окна. Равновесие шатко: все как в жизни.

Гринев нащупал в стене выбоину, крепко уцепился правой, левой раскачал обрубок трубы и врезал в стекло. Заветвилась паутина трещин. И только. Снова отвел руку и снова долбанул. Чуть выкрошилось.

Хорошее стекло. Прочное. Но, как известно, терпение и труд не только все перетрут, но и покрошат, продавят и выбьют. Могут и покалечить.

Утренний воздух был мглист, звуки вязли в нем, а потому Гринев крушил стекло спокойно и деловито. Как только отверстие стало достаточным, просунул руку, открыл окно и ввалился внутрь.