Уоррен Мерфи - Оружие разрушения

– Да, можно назвать и так. Но правильное название оружия – катана.

Брови Римо сдвинулись к переносице.

– Я не знаю такого слова.

– А слово ронин тебе известно?

– Нет.

– Твое невежество безгранично!

– Подай на меня в суд.

– Сядь.

Ученик неохотно опустился на ковер из сухой хвои. Ветер с залива принес с собой запах прелых водорослей и навоза.

– На меня напал враг, подобного которому я не встречал прежде. И в руках он держал катана.

– Ну.

– Я благополучно отразил его первый удар.

– Само собой, неудивительно.

– После второго удара лезвие прошло сквозь мой ноготь, не причинив вреда.

Римо насупился.

– Но...

– Мы сошлись, стали наносить удары. И безуспешно. Он словно был соткан из тумана. А я – тверд как кость. Так что мы не могли ранить друг друга.

– Значит, ты сражался с призраком?

– С ронином.

Римо поморщился.

– Я не знаю этого слова.

Чиун предостерегающе поднял руку. Левую. Правая же покоилась на его колене: пальцы были плотно сжаты в кулак, чтобы не был виден постыдно обломанный ноготь.

– Я еще не закончил.

Римо послушно умолк.

– На меня надвигалось изогнутое лезвие катана. Но я не испугался, так как оно бесшумно рассекало воздух.

Римо кивнул. Когда-то Чиун объяснял ему, что меч рассекает воздух с определенным звуком, уловив который, воин получает шанс спастись.

– Этот проклятый катана казался мне нематериальным, и я не стал уклоняться от удара. – Мастер с грустью опустил голову. – Я совершил ошибку и никогда не перестану о ней сожалеть.

– Да брось ты! Так переживать из-за какого-то ногтя!

Чиун резко хлопнул в ладоши.

– Посрамлена моя честь! Посрамлена честь Дома Синанджу. А значит, запятнана и твоя.

– По-моему, моя честь нисколько не запятнана, – возразил Римо. – Плохо только то, что я из-за тебя позволил ему скрыться на моем новом «драгуне».

На Римо уставились холодные карие глаза.

– Историю эту поведал мне мой дед. Он взял с меня клятву, что я сохраню ее в тайне. Отец об этом никогда не заикался. И обучавший меня мастер тоже. Но поверь: так оно все и было.

Ученик понял все без слов: сейчас ему не следует перебивать мастера Синанджу. Обычно скрипучий голос Чиуна окреп, зазвучали нотки гордости, с которыми он всегда рассказывал о деяниях мастеров прошлого. У Римо не было никакой возможности убедить старика отложить рассказ, поэтому он мысленно послал «драгуну» прощальный привет и приготовился внимать повествованию.

– Ты знаешь, кто такие сегуны?

Римо кивнул:

– Естественно. Военные правители в древней Японии.

– Япония когда-то задыхалась от смуты. Сегуны шли друг на друга войной. Всю Японию охватил хаос. Лились реки крови. И реки золота на мастера, который был готов сражаться на стороне кого-либо из сегунов.

Невдалеке заухала сова. Не отрывая взгляда от Римо, Чиун поднял с земли и швырнул камень. Сова испуганно захлопала крыльями и полетела прочь.

– Правящим мастером Синанджу в те дни был Канг. Ему приходилось много трудиться. В Корее у него работы не было, в Египет его не звали, в Персии о нем и не вспомнили. Татарские ханы тоже не тревожили. А вот в Японии его искусство постоянно находило спрос. То один, то другой сегун прибегал к его услугам. А ему было безразлично, на чьей стороне сражаться. В глазах Канга все японцы ничем не отличались один от другого. – Чиун предостерегающе поднял палец. – Вот в чем была его ошибка.

Как-то в деревню Синанджу, где царили в те дни мир и благополучие – ведь золото неиссякаемым потоком текло в карманы местных жителей, – прискакал гонец.

Он передал мастеру послание, запечатанное знаком сегуна, которого Канг никогда не видел, но слышал о нем немало. Японец умолял прийти ему на помощь.

Канг отправился в Японию и явился в долину Канджа, где обитал адресат. Но крепость сегуна встретила его неприветливо. В ответ на стук и приветствие не раздалось ни звука.

Бесполезно взывал Канг к поджидавшему его сегуну. «Я, мастер Синанджу, пришел к сегуну, обитающему здесь», – несколько раз прокричал он.

Но лишь пение птиц было ему ответом.

Тогда Канг решил, что сегун отправился в боевой поход со своим воинством, и стал искать входную дверь. Крепость считалась неприступной, но мастер все-таки проник внутрь. И как только оказался в стенах крепости, на него напала толпа самураев.

Славно сражался мастер Синанджу. Сотни мечей поднялись против него, но он не ведал страха и жалости. Стальные клинки ломались под его ударами и вонзались в тела самураев. Ибо не отлито еще лезвие, способное одолеть мастера Синанджу.

Чиун умолк и посмотрел на свой сжатый кулак. Лицо его на мгновение исказилось от отчаяния.

– Когда битва была окончена и все самураи полегли, мастер прошел в палаты сегуна. В громовом его голосе звучал праведный гнев, когда он объявил сегуну, кто он.

«Зачем ты заманил меня в ловушку? Отвечай, а затем я снесу твою нечестивую голову».

Когда сегун заговорил, Канг понял, что тот и сам уже считает себя мертвецом.

«Я не заманивал тебя в ловушку. Ветер долины донес до меня слух о том, что ты нанят моим врагом. Зачем бы я стал тебя звать?»

Тут мастер все понял и задал разбитому сегуну один-единственный вопрос:

«Как зовут твоего злейшего врага?»

Услышав имя сегуна – Ниши, Канг покинул крепость.

Свет понимания блеснул в глазах Римо. Заметив это, Чиун удовлетворенно кивнул и продолжил:

– Прибыв в замок сегуна Ниши, Канг произнес: «Я – мастер Синанджу и только что прибыл из крепости твоего злейшего врага».

«Он мертв?» – поинтересовался Ниши, хотя заранее знал ответ и тихо радовался.

«Нет, лишь самураи его погибли», – последовал ответ.

И тогда из глубин дворца Кангу вынесли один-единственный золотой слиток. Денег, что можно было бы выручить за него, не хватило бы даже на то, чтобы уплатить за съестные припасы, которыми питался мастер в дороге.

Следующую ночь Канг провел в лесу, а на рассвете увидел, что армия Ниши выступила против сегуна, которого мастер Синанджу лишил всех защитников.

В войске Ниши были отряды лучников, меченосцев и копьеносцев. Одни воины ехали на великолепных конях, другие двигались пешком. Они без труда окружили беззащитную крепость. Настал последний час несчастного сегуна.

Ниши, наблюдавший за ходом сражения, сидя в кресле на вершине холма, отдал приказ об атаке.

К крепости журавлиным клином подошли несметные силы. Затем они перестроились и окружили безоружных слуг сегуна. Канг из укрытия наблюдал за их маневрами.

Весь день продолжалась битва, и не потому, что воины Ниши встретили сопротивление, нет – просто они наслаждались убийством. Когда жалобные стоны и крики умирающих достигли ушей Канга, он взглянул на золотой слиток в своей ладони, не окупивший даже питания в пути.