Виктор Доренко - Золото Рейха

Хороша же она будет в ее глазах! Если Феликс ушел навсегда, то расспросами делу не поможешь, а если же он вернется, то какого черта и заводить этот разговор?

Вскоре пропавший обнаружился рядом с домом. Он стоял возле своего «Лендровера» с открытым капотом и священнодействовал, словно какой-нибудь знаменитый хирург.

— Ты уже проснулась? — бросил он, не отрываясь от «пациента».

— Да, — коротко ответила Марина.

Ей хотелось все тут же выплеснуть, устроить сцену, сказать, что так с ней обращаться с его стороны форменное свинство. Но она только спросила:

— Мы едем сегодня?

— Да, — последовал лаконичный ответ.

— Когда?

— Через полчаса.

Марина запустила руку в карман джинсов И вытащила жетон для игральных автоматов, который служил им с Феликсом пропуском в этот дом.

— С ним что делать? — спросила она.

— Думаю, теперь он наш навсегда, — сказал Феликс.

Марина протянула ему металлический кружок.

— Я сказал: наш, — с раздражением напомнил Колчанов.

— Я пойду соберу вещи.

— Иди, иди, — буркнул Феликс. Он не любил, когда его отвлекали от машины.

Впрочем, «Лендровер» был в идеальном состоянии. Но его хозяину все равно чудился подвох: ведь такого просто не может быть! Ну хотя бы аккумулятор должен был сесть! Так нет, и он в полном порядке. Чудеса!

Наконец Колчанов захлопнул капот, что-то недовольно бормоча под нос. Все-таки нашему соотечественнику, привыкшему к хождениям по мукам автосервиса, подобные буржуйские штучки кажутся очень подозрительными. Феликс уже вытирал руки, когда вернулась явно чем-то испуганная Марина.

— Что случилось, кто-нибудь звонил? Приходил? — спросил Колчанов, готовясь принять очередной удар судьбы.

— Нет.

— Тогда в чем дело? Почему ты так смотришь? Дрожащими руками Марина протянула Феликсу яркий полиэтиленовый пакет.

— Посмотри туда, — пробормотала она. Колчанов заглянул внутрь. На дне пакета он разглядел пачку стодолларовых купюр в банковской упаковке.

— Откуда это у тебя?

— Нашла в доме. Феликс, это десять тысяч. Ровно сто сотенных бумажек, абсолютно новые, номера идут подряд.

— А чего ты боишься?

— Не знаю, — растерялась Марина. — Я первый раз держу такие деньги в руках.

— Это чужие деньги, — сказал Колчанов.

— Я знаю, но что с ними теперь делать? Феликс задумался.

— Оставлять — глупо. Придется взять с собой.

— Ты уверен?

— Даже если эти деньги не принадлежали Хер-Голове, здесь их никто не найдет, разве что хозяин дома, когда поинтересуется, почему это несколько месяцев квартира пустует.

— И тебя не будет мучить совесть?

— А тебя?

— Не знаю, увидим.

— Можешь утешать себя мыслью, что при первой же возможности ты отдашь деньги владельцу, если, конечно, он объявится и докажет свое на них право.

После обеда они собрали вещи, оставили консьержке чаевые, и машина тронулась. Марина с явным сожалением посмотрела на небольшой дом с мансардой, в котором прожила чуть больше месяца.

— Мне кажется, — задумчиво произнесла она, — я смогла бы здесь жить и дольше. Уже привыкла.

— Может, и придется, — неопределенно сказал Колчанов, заворачивая за угол.

Вскоре дом скрылся из виду. Теперь уже Марине Вена не казалась сказочным городом. Девушке довелось собственными глазами увидеть то, о чем в недавнем прошлом писали советские газеты под броскими заголовками типа «За фасадом „свободного“ мира» или «Правда о правах человека». И как выяснилось, не все в этих опусах было ложью…

В магазинчике на окраине города, где цены были пониже, Феликс закупил продукты и минеральную воду. Даже надеясь на скорое богатство, он не умел быть расточительным.

На этот раз, приближаясь к границе, Марина почти не волновалась. Она поняла, что здесь нет неусыпно охраняемых «священных рубежей», понятие границы весьма условное, особенно в горах. И даже если ее задержат на австрийской стороне, всегда можно отговориться: мол, заблудилась и случайно попала со стороны Словакии.

Они остановили машину на обочине почти в том же самом месте, где переходили границу в прошлый раз, и подождали, когда совсем стемнеет. Путешественники благополучно перешли вброд неширокую речушку. Марина посмотрела на ту самую скалу, с которой боялась спрыгнуть, и улыбнулась.

Ей казалось, что все опасности миновали. Она снова сидела на камнях в лесу, дожидаясь, когда Феликс пройдет контроль и заедет за ней. Снова ухала сова, но на этот раз совсем не страшно.

Примерно через полчаса Феликс вернулся, и они продолжили путь. Смотреть было не на что, и единственным развлечением для девушки служил гироскоп, показывающий угол наклона машины. Феликс же всецело был занят тем, что следил за дорогой. Уже привыкшие к разным передрягам, путешественники даже заскучали.

К вечеру следующего дня они оказались вблизи польско-белорусской границы. Наконец-то однообразие несколько скрасили «челноки» из стран СНГ, которые шумной толпой окружили машину с австрийскими номерами, пытаясь всучить какую-то дрянь. И каково же было их изумление, когда они услышали от шофера все, что он о них думает, на их родном языке с такими до боли знакомыми выражениями.

Километра за два с половиной от пограничного перехода начиналась очередь из автомашин.

— Давно стоите? — поинтересовался Феликс, доехав до середины очереди.

— Второй день, — недовольно отвечал парень, расположившийся на обочине возле своих «Жигулей», доверху набитых сумками с барахлом, и с неприязнью посмотрел на Феликса: мол, его здесь «не стояло», без очереди пролезть хочет, все стоят, больно умный и т.д. и т.п.

Дело было в том, что польские пограничники сортировали машины в разные очереди: с эсэнговскими номерами — в одну, с номерами стран Евросоюза — в другую. «Европейцев» почти не досматривали. Третья очередь состояла из машин с транзитными номерами. Основу ее составляли профессиональные перегонщики. Для пограничников и полиции они были настоящей дойной коровой. Эта вереница машин двигалась куда медленнее других, здесь, кроме официальных поборов, существовали и свои, неофициальные. Надо было платить за место в очереди, за талоны на освидетельствование технического состояния автомобиля, за еще какие-то бумажки. Перегонщикам хватило бы пальцев на одной руке, чтобы перечислить, за что платить не надо.

Кроме братьев-славян в мундирах, орудовала бригада коротко стриженных соотечественников. Они не спеша проходили вдоль очереди машин и время от времени задавали перегонщикам довольно невинные вопросы:

— Скажи-ка, парень, а сколько стоит ветровое стекло к твоему «Мерседесу»?

Услышав цену, «крутые» с сочувствием качали головой:

— Жаль будет, если оно разобьется.