Фредерик Дар - Лотерея блатных

– Ты же знаешь, в марте и апреле погода неустойчивая...

Не дав ему закончить, я вешаю трубку и, наведенный на это упоминанием названия текущего месяца, начинаю напевать «Апрель в Португалии».

Новая четверть часа ожидания. Мои часы показывают полдесятого. Телефон снова затягивает свою арию.

– Алло!

– Месье Дюпоншель? – спрашивает женский голос.

– Чего?

– Это кафе Дюпоншеля?

– А! Простите... Что вы хотите?

– Поговорить с месье Дюпоншелем.

– Он уехал закупать устрицы.

– Куда?

– Кажется, в Маренн.

Баба начинает брюзжать, но я спешу повесить трубку. Сейчас не время давать какой-то идиотке, способной часами трепаться по телефону, занимать линию.

Новый звонок. На этот раз звонит Пинюш. Он тяжело дышит.

– У меня начинает кружиться голова, – сообщает он.

– У меня тоже. Дальше что?

– По-прежнему ничего. Здесь никто не поджидает... Тут только настоящие клиенты. Они уходят, сделав то, зачем приходили...

Разочарование сминает мне душу, как шелковую бумагу.

– Продолжай смотреть в оба, Пинюш! Никогда не знаешь...

– В котором часу должна прийти малышка Маргарита?

– Около десяти...

– Я еще никогда не ждал женщину с таким нетерпением...

– Не остри, у тебя и так мозги разжижаются! О! Что я подумал... Рядом с окошком нет какого-нибудь рабочего?

– Нет. А почему ты спрашиваешь?

– Часто на людей, чье присутствие кажется естественным, не обращаешь внимания... Они словно сливаются с окружающей средой, как хамелеоны. Понимаешь?

Он усмехается:

– У меня достаточно хорошие глаза, чтобы заметить этих хамелеонов, Сан-Антонио, не беспокойся!

Мы временно прекращаем беседу. Я добиваю бутылочку белого.

В этом закутке я себя чувствую, как рыба в стакане для зубного протеза. Нервозность вызывает у меня дрожь, чувствую, что лоб взмок от пота. Недалеко от моего укрытия бездельник, прикативший во Францию из-за океана, терзает электрический биллиард, пытаясь его заставить выплюнуть крупный выигрыш! Этот козел принимает аппарат за боксерскую грушу и лупит по нему сжатыми кулаками. Цифры мелькают на экране со скоростью, превышающей звуковую. Наконец раздается жуткий грохот, который, сам не знаю почему, заставляет меня подумать о взбесившихся роботах!

Мюскаде с опозданием вызывает у меня урчание в животе. Сегодня оно оказалось недостаточно сухим. Я с грустью массирую пузо. Телефон заливается снова. На этот раз звонил молочник, желающий узнать, сколько порций йогурта должен доставить к полудню. Я ему говорю притаранить двенадцать тысяч и, поскольку он выражает сильное удивление, объясняю, что у «нас» сегодня банкет вегетарианцев.

Расстаюсь с ним нажатием пальца на рычаг телефона и за время новой паузы успеваю выкурить три сигареты. Шкаф, где я пребываю, прокурен, как Дворец спорта в день матча по боксу.

Я не свожу глаз с куска эбонита, периодически доносящего до меня тусклый голос Пинюша. О господи, неужели ничего не произойдет! Весь этот тщательно подготовленный спектакль ничего не даст! Я начинаю беситься.

Ларут будет считать меня лопухом. На этот раз я точно окажусь по уши в зловонной субстанции, выставленный на всеобщее посмешище.

Звонок!

Пинюш откашливается в трубку.

– У меня спазмы в желудке! – объясняет он. Я жду продолжения, надеясь услышать нечто более важное.

Он продолжает:

– По-прежнему ничего особенного не замечаю. Сейчас уже начало одиннадцатого и... Молчание.

– Эй, ну что там?

– Вот и Маргарита...

– Ты уверен?

– Ну а как же! На ней твидовый костюм... Какая она хорошенькая! Знаешь, Сан-Антонио, будь я лет на двадцать помоложе...

– Это ничего бы не изменило, недоразвитый ты мой! При твоей роже тебе надо было бы иметь карманы, набитые бумажками по десять «штук», чтобы понравиться ей!

– Знаешь, ты говоришь очень обидные вещи...

– Не обращай внимания! Что она делает?

– Подходит к окошку...

– Там кто-то есть?

– В окошке? Толстая брюнетка с усами!

– Что делает малышка?

– Показывает свое удостоверение личности...

– На горизонте кто есть?

– Абсолютно никого, если не считать почтальоншу, рассказывающую телефонистке, что в прошлое воскресенье ездила к брату в Арпажон...

– Что происходит?

– Усатая в окошке смотрит в коробке...

– Дальше?

– Берет письмо и протягивает его Маргарите.

– Поблизости по-прежнему никого?

– Да.

Дело накрылось. Теперь это уже точно. Такой преступник, как тот, кого мы ищем, не станет часами торчать у окошка почтового отделения, следя за входящими и выходящими.

Пино замолчал.

– Ну что ты там! – ору я. – Рассказывай!

– Я тебе что, спортивный комментатор? Чего рассказывать? Маргарита кладет письмо в сумочку... не открыв его.

– И уходит?

– Да... Ой, нет, погоди!

Мое сердце начинает вдруг бешено колотиться.

– Что? – рявкаю я.

– Эта, в окошке, зовет ее!

– Зачем?

– Погоди, мне плохо видно... Ага, она дает ей второе письмо...

Я обалдел. Я ждал чего угодно, только не этого... Второе письмо!

– А теперь?

– Маргарита его берет... Смотрит на него... Она выглядит удивленной...

– Еще бы... Она уходит?

– Нет...

– Тогда что она делает?

– Подходит к пюпитру рядом со стеклом. Она явно хочет прочитать это самое письмо.

Я вам рассказывал о сигналах тревоги, начинающих иногда звучать в моей черепушке? Так вот, один из них вдруг начинает трезвонить.

– Пино!

– Я слушаю...

– Беги к ней! Она не должна открывать это письмо, слышишь? Не должна!

– Понял и...

Он не договаривает фразу... Я слышу в наушнике жуткий грохот. Тот же шум доходит до меня напрямую, через улицу...

Наступает секунда ужасного молчания, потом раздаются крики.

Я выскакиваю из кабины и мчусь через забегаловку. Патрон, прислуга и посетители толпятся в дверях и глазеют на здание почтового отделения, откуда выбегают люди.

Оконные стекла разлетелись на мелкие кусочки... На улице царит неописуемая паника!

Я расталкиваю зевак, бегу навстречу толпе удирающих и врываюсь в помещение почты.

Моим глазам предстает печальное зрелище, как выражаются в романах, награждаемых Французской Академией.

На полу лежит жутко изувеченное тело Маргариты. Пино, со свисающими усами и глазами в форме запятых, стоит в двух метрах от нее и смотрит во все глаза...

Медленно подхожу к трупу.

Бедная девушка лежит на спине. Посреди ее груди огромная кровавая дыра, а низ лица больше не существует. Я никогда еще не видел такую отвратительную смерть. С трудом сдерживаю желание завыть. Мои мозги начинают качаться.

Я подхожу к пюпитру и, положив голову на руку, рычу по-звериному, чтобы как-то выпустить душащую меня ярость и скорбь.

Я говорю себе: «Сан-Антонио, ты всего-навсего старая калоша без подошвы! Твоя самонадеянность сделала тебя убийцей! Ты убил эту девочку, которая так любила жизнь... Ты воспользовался ею как приманкой, и волк ее съел... Если у тебя еще осталось то, что оправдывает ношение брюк, ты немедленно пустишь себе в башку маслину! Ты не заслуживаешь того, чтобы продолжать жить!»