Фредерик Дар - Серенада для Грейс

Сан-Антонио

Серенада для Грейс.

Пер. с фр. А. В. Мусинова, Т. Е. Березовской

Англичане?! Сырость, туман, ростбифы, скука... Но ведь эту книгу писал француз!

Ваш друг Сан-Антонио вынужден посетить неказистый британский островок под видом священника. Как же удержать горячее сердце в груди под рясой? А если рядом сидит хорошенькая мышка?

Однако приказ шефа это вам не банановая кожура под ногами. Его не обойдешь. К тому же Сан-А чертовски любопытен. Вот он и шарит по острову из конца в конец. В тумане! Пока не находит то, что ему требуется. Трупик хорошенькой девушки двухнедельного возраста (это, как вы понимаете, относится к трупику) и живую красотку в качестве переводчика. Ведь варварского языка бритишей инспектор французской полиции знать не обязан...

А что вы скажете насчет того, что ростбифы ездят по левой стороне? Сан-А от этого тоже не в восторге. Не лучше ли путешествовать морем? В обществе братьев-преступничков? Да еще прикованным к стенке? Вы бы давно уже были в туалете, однако ваш друг Сан-А еще ухитряется выжить и доложить вам о своих подвигах.

Дамы и особенно господа! Если вас покоробила последняя фраза, то можете попросить у продавца ластик, стереть ее и написать что-нибудь свое. Привет!

Посвящается Роже и Жаннет Брюнель, с наилучшими пожеланиями.

С. А.

Глава 1

Где пойдет речь о неосторожном вождении машины, монтировке, веревке для висельника и загадочной казни.

У человека глаза как два желтка в яичнице. Он невысок ростом, у него седые волосы и цвет лица диетика, всю жизнь питавшегося исключительно йогуртом.

Он тихо рыдает, и слезы оставляют розовые звездочки на промокательной бумаге пресс-папье.

В тот момент, когда я вношу свои девяносто килограммов в кабинет, шеф отвешивает мне многозначительный и в то же время раздосадованный взгляд...

Плачущих людей нам хватает здесь, в наших стенах, и нельзя сказать, чтобы мы разрывали себе душу от сочувствия. Обычно если кто-то начинает пускать слезу перед полицией, то этот кто-то или наделал глупостей, или разыгрывает сцену, чтобы привлечь нас на свою сторону...

Шеф произносит тихо:

- Сан-Антонио, познакомьтесь, это господин Ролле, один из моих друзей...

Я не подаю вида, но, надо сказать, меня это очень удивляет. У босса нет привычки представлять своих друзей подчиненным. Тем более я никогда не думал, что шеф будет знакомить меня со столь бурно рыдающим приятелем.

- Весьма польщен, - бормочу я голосом коммивояжера, пытающегося навязать коллекцию пылесосов улитке.

Человек поднимает на меня глаза супервегетарианца и протягивает руку, больше похожую на охлажденную свиную ножку.

Я не без чувства брезгливости слегка пожимаю этот мясной полуфабрикат, и плакса вновь впадает в транс.

Но любопытство начинает разбирать меня, и я ощущаю, что во мне что-то булькает и закипает. Не дожидаясь прорыва моего предохранительного клапана, шеф решает просветить меня.

- Вы читали в газетах о деле Ролле? - спрашивает он.

Я отрицательно трясу тыквой.

Газеты я покупаю редко и только для того, чтобы узнать, что идет в кино, или посмотреть очередную порцию комиксов.

- У господина Ролле, - говорит с расстановкой босс, - есть сын Эммануэль. Он серьезный, спокойный, уравновешенный мальчик...

У меня желание спросить, не собирается ли мальчик отвертеться от обманутой невесты, но я знаю, что шеф терпеть не может, когда его перебивают глупыми замечаниями.

- Этот молодой человек, - продолжает шеф, - заканчивал учебу в Англии... У господина Ролле есть представительства в Южной Африке, и он хотел после получения сыном британского образования послать его туда...

При этих словах человек с глазами яичницей опять начинает рыдать как помешанный.

Шеф прерывает свой рассказ, и мы сохраняем минуту тягостного молчания.

Не нужно быть ясновидцем или магом, чтобы понять: сынок угодил в серьезную передрягу.

Шеф, морщась, массирует голову, представляющую собой великолепный каток для мух цвета слоновой кости, самый гладкий каток в парижском регионе.

- Так, - изрекаю я, пытаясь поставить точку в конце бесконечных рыданий.

- Эммануэль год жил в Англии. Отец часто навещал его и вынес впечатление, что сын ведет правильную жизнь усидчивого студента... И так продолжалось в течение всего времени... Однако потом разыгралась драма...

Как прекрасный актер, шеф переводит дыхание и оставляет без внимания мое разгорающееся любопытство. Наконец он говорит:

- Однажды на шоссе из Лондона в Нортхемптон Эммануэль при обгоне нечаянно сбил велосипедиста. И здесь поведение этого серьезного юноши становится непонятным: вместо того чтобы остановиться и оказать помощь своей жертве, он жмет на газ и уезжает.

Я морщу нос.

Шеф одаривает меня взглядом, в котором можно прочесть: "Хорош гусь, нечего сказать!"

- Но это еще не все, - продолжает он.

Я весь превращаюсь в одно большое ухо, какое рисуют на плакатах, предостерегающих от шпионов.

- Когда Эммануэль Ролле скрылся с места происшествия, за ним погнался зеленщик, который был свидетелем этого несчастного случая. У него был небольшой, но быстрый фургончик, он скоро догнал машину Эммануэля и заставил остановиться, прижав ее к обочине. Не зная, вооружен ли виновник происшествия, водитель-зеленщик на всякий случай взял монтировку... Сын господина Ролле бросился на него, вырвал из рук монтировку и нанес сильный удар по голове, от которого бедняга скончался на месте...

Новая пауза.

- Гм, - произношу я, - странная история, хотя и довольно банальная... Но в Англии за подобные дела по головке не погладят... Так, и что дальше?

- Вот его и не погладили, - продолжает патрон. - Он приехал в Лондон и примерно через три часа пошел сдаваться полиции.

- Чума! - бормочу я.

- Да... Его судили и приговорили к смертной казни за умышленное убийство. Завтра утром приговор приведут в исполнение...

Тут несчастный отец Ролле совсем задыхается в слезах и с ужасным стоном складывается пополам. Трудно обладать хромированным сердцем и сдержаться от подступающих слез при виде убитого горем отца, знающего, что его сына завтра повесят на веревке.

Я отворачиваюсь, чтобы скрыть свои эмоции. Шеф поправляет свои образцовые манжеты. Очевидно, та, что стирает ему белье, под большим впечатлением от его великосветских манер и не экономит на крахмале.

Я преодолеваю нахлынувшие на меня чувства и соображаю: эта история, безусловно, очень печальна, но все же непонятно, зачем шеф мне ее рассказывает...

Он следит за ходом моих мыслей, как следят за вспыхивающими цифрами набранных очков на электрическом биллиарде.

- Сан-Антонио, - переходит он к делу, - я прошу вас оказать мне услугу.