Фредерик Дар - Безымянные пули

Я отступаю. Мой организм превратился в огромную тошноту. В котелке крутятся созвездия. Я вижу Большую Медведицу вместе с Малой, Южный Крест и Полярную звезду в придачу. Через розоватый туман различаю полдюжины Анджелино, но тут начинает подавать голос мое самолюбие.

«Ты дал себя отметелить, как сопляка», – думаю я. Слышу злорадный смех Рюти, и это подстегивает меня, как удар хлыстом.

Я издаю рев стопоходящего животного и трясу головой. Анджелино остается в одном экземпляре.

Сделав глубокий вдох, я бросаюсь вперед. Если он отскочит в сторону, я влеплюсь в стену, а при такой скорости есть большая вероятность прошибить ее и вылететь на улицу.

Но он не отскакивает, а твердо стоит на месте, готовый меня встретить. Это его ошибка. Он забыл, что парень, весящий девяносто кило, бывает иногда поэффективнее бульдозера. Я врезаюсь в него, как локомотив. Он отлетает вверх тормашками и стукается мордой об угол стола.

Анджелино встает на ноги, но уже немного покачивается. Тогда я влепляю ему хорошую плюху между глаз. Это его добивает. Он падает на задницу, издав странное ржание.

– Ладно, – говорю я ему, – вы самый сильный, но признайте, что мои реакции тоже ничего.

Анджелино разражается смехом.

Его маленькие поросячьи глазки исчезают в складках щек.

– Альда, – кричит он, – Альда, этот парень мне определенно нравится!

Пока мы предавались этим нестандартным формальностям, то есть пили кьянти и обменивались тумаками, я сказал себе, что скоро должны начаться более серьезные вещи, и у меня появилось странное предчувствие.

До сих пор все шло слишком уж хорошо, а когда все идет слишком хорошо, я чувствую себя не очень уютно.

– Ну? – спрашиваю я толстого итальянца. – Какой будет развлекательная программа? Мне бы хотелось узнать, как мы договоримся...

Он достает из кармана самую грязную расческу, какая только может существовать на свете, и начинает, если так можно выразиться, приводить в порядок свои волосы.

– Возвращайтесь к вашим обязанностям, комиссар, – говорит он. – Когда вы мне понадобитесь, я дам о себе знать.

Это решение меня несколько удивляет. Я-то рассчитывал совсем на другое, но Анджелино такой тип, что ведет себя совершенно особенно.

Я отряхиваю свои шмотки, немного пострадавшие в двух схватках.

– К вашим услугам, – говорю. Я начинаю переминаться с ноги на ногу, как робкий мальчик, не решающийся попросить разрешения выйти.

– Я могу вас спросить об одной вещи?

– Давайте...

– Мы не обсудили интересующий меня вопрос... Я ведь решил обманывать Секретную службу не из спортивного интереса...

Тут я попал в десятку. Разговор о деньгах вписывается в созданный мною образ. Если бы я обошел этот момент молчанием, Анджелино сразу бы унюхал фальшь.

– Вы хотите денег? – спрашивает он. – Те, кто на меня работают, ни в чем не нуждаются...

Он сует руку в задний карман и достает из него толстую, как телефонная книга, пачку десятитысячных купюр. Отсчитав десяток, он протягивает их мне.

– Это задаток, – говорит он. – Чтобы скрепить наше соглашение.

Я не решаюсь протянуть руку. Он делает это сам.

– Очень скоро вы мне понадобитесь, – говорит Анджелино. – Есть сложное дельце, как раз по плечу вам! Я кланяюсь мамаше Альде. Она бормочет слова прощания на сильно итальянизированном французском.

Мэллокс провожает меня до двери.

Он резко распахивает ее, и тип, прижимавшийся к ней, чтобы плотнее приклеиться ухом к замочной скважине, чуть не падает под ноги американцу.

Поверьте, это большая подлянка, потому что тип, прижимавшийся ухом к двери, не кто иной, как мой коллега Равье, посланный боссом обеспечивать мое прикрытие.

Этот кретин все испортил.

Америкашка в мгновение ока схватил его за пиджак и втянул в квартиру. От того, что должно последовать, у меня пересыхает горло.

– Что случилось? – спрашивает Анджелино. Мои колебания длятся какую-то долю секунды. Я бросаюсь в гостиную и отвожу макаронника в сторону.

– Мне хана, – шепчу я.

– Почему?

– Мы захватили типа, подслушивавшего у вашей двери. Это мой коллега. Если он здесь, значит, следит за мной, а если следит за мной, значит, в конторе что-то заподозрили, если только не хотят обеспечить мою безопасность, но это кажется мне маловероятным. Этот парень видел меня здесь. Если вы его отпустите, он об этом доложит; если уберете его, большой патрон насторожится, когда он не вернется. Я так погорю, что запах паленого будет чувствоваться на тысячу лье отсюда...

Черт, как некстати это осложнение. Я принимаю удрученный вид, что дается мне легче легкого, потому что влип я по-настоящему.

Анджелино пожимает плечами.

– Мы это уладим, – говорит он. – В нашем жалком мире никто не застрахован от случайностей...

Я вздрагиваю. Давненько я не оказывался в таком тупике.

С какой стороны ни смотри на ситуацию, выхода не видно. Одно из двух: или я делаю вид, что играю за Анджелино, и тогда Равье получает бесплатный билет до рая; или, воспользовавшись добрыми отношениями, установившимися у меня с макаронником, я начинаю действовать против него и предпринимаю попытку прорваться...

Могу ли я не моргнув глазом позволить прикончить коллегу? Сказав себе «нет», я подхожу к столу, на котором осталась моя пушка.

В тот момент, когда я собираюсь ее схватить, Анджелино трогает меня за плечо.

– Возможно, есть способ все уладить, – говорит он.

– Вы так думаете?

Я прислоняюсь к столу и, как ни в чем не бывало, ловлю, что он скажет.

– Вы можете уйти отсюда с тем типом, сказав ему, что взяли меня на испуг... Понимаете, что это дает?

Я не могу опомниться. Может ли быть, чтобы все разрешилось так гармонично? Неужели Анджелино такой дурак?

Я смотрю на него. Он совершенно не кажется шутником.

– А если он подаст боссу рапорт длиной с рулон обоев? Меня удивит, если патрон проглотит такой заметный крючок, – говорю я с примерной откровенностью.

Анджелино никогда не сможет сказать, что я пытался его наколоть...

– Слушайте, – говорит он, – как я себе это представляю... Поскольку вы человек смелый, то схватите свой револьвер, лежащий на столе... Вам так и так нужно будет его забрать. Вы отскочите назад и прикажете нам поднять руки как можно выше. Мы подчинимся. В коридоре вы оглушите Мэллокса и вытащите вашего парня. А когда вы выберетесь вдвоем, расскажете, что мой человек притащил вас сюда под угрозой револьвера.

– Это пойдет, О'кей, – соглашаюсь я.

Хватаю свой шпалер и ору:

– А ну, все руки вверх!

Я смотрю в глаза Анджелино. Он не моргает, но вид у него очень задумчивый.

Я говорю себе, что он сейчас является отличной мишенью. Должно быть, он думает о том же, но у него нервы из закаленной стали.