Андрей Воронин - Умереть, чтобы воскреснуть

— Громкость у нас не регулируется? — спросил Слепой.

Давно он не сидел на прослушке. Либо получал выжимки снятой с «жучков» информации, либо сам добывал ее собственными методами. Если космонавты на орбитальных станциях и полярники на зимовке больше всего страдают от невозможности остаться в одиночестве, то главная беда гласных и негласных сотрудников спецслужб — поток ненужной информации, который приходится пропускать через себя. Слепой предпочел бы валяться в грязи в ожидании цели, чем слушать чужую болтовню.

Связка двух машин уже пересекла Кольцевую.

Дважды по дороге сотрудники ГИБДД тормозили «Мицубиси» за явные нарушения, но оба раза Денис закладывал в права весомые аргументы, и разбирательство быстро кончалось.

— Там, в квартире, тоже стоят «жучки»? — Слепому приходилось задавать много вопросов.

— А как же? Они, голубчики, больше нигде по стольку не торчат.

Слепой запомнил съезд с шоссе, первый поворот, второй. Озаряя сосновый бор, заходящее солнце превращало прямые стволы в медные колонны, разукрашенные мелкой насечкой. Глеб не мог позволить себе отвлечься на эту красоту, неумолчная болтовня портила пейзаж. Патлатый Каланцов со своим птичьим клювом криво улыбался: вам еще долго предстоит это бесплатное удовольствие.

На арендованной посольством даче Коломийцев поздравил их с успехом. Он не сказал «с завершением операции». Операция «Оазис» могла считаться завершенной только по возвращении исполнителей в Россию.

— Записал для вас первые отклики.

Он прокрутил записанное на видео короткое информационное сообщение. Набеленное лицо дикторши с подрисованными бровями под эмблемой катарского телеканала в верхнем уголке. На «картинке» струя из шланга поливает дымящиеся остатки внедорожника. Вид с другой точки: Яндарбиева укладывают на носилки и вносят в машину скорой помощи, на тротуаре видны сбежавшиеся на звук взрыва мальчишки.

— Доигрался, ублюдок, — Пашутинский покрутил головой, с хрустом разминая шею.

— Пока еще о смерти не объявили, — сказал Коломийцев. — Без сознания, положение критическое.

— Да подохнет он, уже подох. Я-то знаю, что ставил и куда.

— А пацан его? — спросил Веденеев.

— Вроде ничего, в рубашке родился.

— Спрашивается, какого черта ты, сволочь, держал при себе семью? — вслух обратился Пашутинский к Зелимхану, которого сам же считал скорее мертвым, чем живым. — Думал, ты здесь в безопасности? Неужели мозгов не хватало понять, что мы до тебя дотянемся?

— До всех дотянемся, — пробормотал Коломийцев. — И до этого рыжего, которого англичане отказались выдавать.

Володя стал похрустывать запястьями, сперва правым, потом левым. Со стороны могло показаться, что он убил Яндарбиева на ринге в бою без правил, теперь суставы и кости слегка побаливают.

— Какого черта вы, суки, заставляете нас калечить ваших же детей? — продолжал он диалог с отсутствующим врагом. — Если ты действительно мужчина, не хочешь сдаваться, позаботься о ребенке, держи его подальше от себя.

— Глянем CNN, — Веденеев нажал кнопку пульта.

В очередном выпуске последних известий показали кадры, купленные у катарцев, и добавили к ним свои, снятые с гораздо большим профессионализмом.

— Чисто все было при отходе? — спросил старший.

Олег кивнул. Володя, как человек более словоохотливый, стал рассказывать, как он шел пешком через город, как местные смотрели на него, вытаращив глаза.

— Если бы я здесь не пробыл пять дней, я бы очень неуютно себя почувствовал. Таращатся и таращатся — кажется, все про тебя знают.

Но я, слава богу, успел уже понять: они на всех пялятся, как бараны. На европейцев, арабов, на чужих, на своих. На любую машину — хоть старую, хоть новую. Что-то движется в ближнем радиусе — значит, надо все бросить и смотреть.

— У меня тоже чисто, — сообщил Коломийцев, терпеливо выслушав «зарисовки» подчиненного.

— Все это замечательно, но через два часа у меня морская прогулка до Абу-Даби, — напомнил Пашутинский, будто не он говорил сейчас больше всех.

— Успеешь. Вот твои чемоданы, — отворив дверцу шкафа, Коломийцев продемонстрировал два огромных чемодана из черной пупырчатой пластмассы.

— Был один, теперь два. Два чемодана посольского барахла! Я отказываюсь обслуживать эту публику!

— Никого ты не обслуживаешь. У них куча других возможностей отправить эти вещи. Все делается ради твоей же пользы: чем больше у пассажира багажа, тем меньше он вызывает подозрений. Есть устойчивый образ сотрудника спецслужбы — человек с кейсом.

— Согласен. Только выкиньте оттуда посольское барахло и дайте возможность взять то, что нужно лично мне.

— Отправишься на шоппинг?

— Нет, накуплю вещей в аэропорту, в зоне «дьюти-фри»!

— Может, перестанешь орать?

— Извиняюсь. Но второй чемодан стал для меня последней каплей.

— Откуда у тебя столько денег, чтобы набить два чемодана?

— Какая разница? Может, мне нравится здешняя туалетная бумага.

— Успокойся, Володя, — мягко произнес Веденеев. — Зачем вести пустые разговоры? Даже если Геннадьич согласится, ты ведь сам не рискнешь поехать в аэропорт с пустыми чемоданами.

— Не вижу риска. Два часа назад мы с тобой действительно рисковали. А сейчас посольским крысам понадобились курьеры.

— Не трать время. Перечитай лучше список барахла. Мы не заслужили такого отношения, но не время сейчас качать права. Следствие уже началось, и первым делом здешняя полиция вспомнит про Москву.

— Там еще папка с документами по нефти, — Коломийцев указал на ближний к себе чемодан. — Теми, что ты просматривал.

По «легенде» Веденеев и Пашутинский приехали в Катар в качестве сотрудников российской компании по производству оборудования для нефтедобычи. Бумаги в багаже призваны были подтвердить эту версию.

— Если вдруг, не дай бог, тормознут, не переборщи с истерикой. По шерсти тоже не гладь.

Спокойные встречные претензии: кто оплатит билет, если ты опоздаешь на рейс? Требуй связи с посольством — это первая реакция обычного гражданина. Если отберут сотовый и запретят звонить, молчишь, отказываешься идти на контакт.

Пашутинский кивнул. «Хватит гудеть в ухо, я и сам знаю эту технику», — было написано у него на лице. Единственным узким местом он считал посадку на катер. Если у него обнаружат билет на самолет из Абу-Даби, полиция может задать резонный вопрос: какого черта он не летит в Европу прямиком из Дохи?

Версия, конечно, заготовлена: он должен встретиться в Абу-Даби с представителем своей компании и передать из рук в руки бумаги, содержащие коммерческую тайну, — по факсу их сбрасывать нельзя. Если же представитель окажется в этот момент на нефтепромыслах и не успеет подъехать в аэропорт, Пашутинскому предписано положить документы в ячейку банка, код которой ему известен. Обо всем этом он сообщит полицейским — пусть сами решают, требовать ли у него конфиденциальные бумаги, чтобы отвечать потом по претензиям компании?