Андрей Воронин - Высокое напряжение

Белого “ниссана” как не бывало.

– Проскочил, что ли? – с сомнением проговорил Маманя. – Ты не видел, куда этот подевался? – повернулся он к Костылю.

– Кто? – рассеянно переспросил Костыль, копаясь в своей сумке, откуда вкусно пахло ветчиной.

– Да этот, на “ниссане”.

– А, этот. Нет, не видал. Да что ты к нему привязался? Проехал, наверное.

– Это не я к нему, это он ко мне привязался, – возразил Маманя, выбираясь из кабины и спрыгивая на бугристый асфальт. – Эх, маманя, благодать-то какая! Люблю лето! Отлить не хочешь, Костыль?

Костыль промычал что-то отрицательное. Маманя прогулялся в кусты и вернулся, неся в руке здоровенный гриб с похожей на вывернутый наизнанку зонтик шляпкой.

– Эй, Костыль! – позвал он, поднимая гриб над головой. – Не знаешь, что это за зверь? Жрать его можно или нет?

Костыль пожал плечами, и Маманя, широко размахнувшись, забросил гриб обратно в кусты. Он забрался в кабину, где Костыль уже разложил свои бутерброды, достал со спального места сумку и внес свою лепту в предстоящее пиршество.

Они перекусили не торопясь, со вкусом, запивая бутерброды черным кофе, до которого оба были большими охотниками, и двинулись дальше.

Не отъехав от стоянки и сотни метров, Маманя обнаружил позади себя белый “ниссан”, возникший на своем прежнем месте словно по волшебству.

– Вот сука! – выругался он. – Глянь-ка, Костыль! Костыль глянул и закурил очередную сигарету.

– Ведут, – без тени сомнения сказал он.

– Мамочка моя, маманя! – воскликнул Маманя. – Ну до чего же сволочной народ пошел! На каждом шагу стригут. Не успели от города отъехать, а эти суки уже тут как тут.

– Странно, – сказал Костыль, у которого сегодня, судя по всему, случился приступ разговорчивости. – Если бы насчет “дорожного налога”, нас бы давно остановили. Что-то они затевают.

– “Коробочка”! – ахнул Маманя.

Он живо представил себе, как через десяток километров, а может быть, и за следующим поворотом их встречает еще одна машина, пристраивается спереди, заставляет остановиться, их с Костылем выводят из кабины и в лучшем случае связанными оставляют в лесу, а в худшем – просто стреляют в затылок… Неужели все это из-за десяти тонн меди? А почему бы и нет? Да маманя моя родная, нынче людей за копейку режут! И всегда резали, между прочим, но теперь особенно.

– Погоди, – снова угадав его мысли, сказал Костыль. – Не здесь. Вон там, за поворотом.

Впереди показался полосатый красно-белый указатель крутого поворота. Маманя вписался в поворот мастерски, как на автодроме, и тут же ударил по тормозам. Глядя в боковое зеркало, он злорадно засмеялся: белый “ниссан” не впечатался в задний борт трейлера, но для этого его водителю пришлось изрядно попотеть. Легковушку развернуло поперек дороги, на асфальте темнели две извилистых черных полосы, а в воздухе еще не развеялся белый дымок, возникший в результате трения покрышек об асфальт.

Маманя пошарил под сиденьем и с лязгом выхватил оттуда тяжелую монтировку. Костыль вынул из кармана и со щелчком раскрыл свой фасонистый пружинный нож, длинное узкое лезвие которого еще лоснилось после того, как им резали сало. Не глуша двигатель, напарники одновременно распахнули дверцы и выпрыгнули на асфальт, заходя к “ниссану” с двух сторон по всем правилам военной науки.

Они немного опоздали со своим маневром: дверцы “блюберда” уже были распахнуты, и из него, как и следовало ожидать, выбирались крепкие бритоголовые ребята с золотыми цепями на бычьих шеях. Маманя опомниться не успел, как у него отобрали монтировку и врезали по шее – слава Богу, не монтировкой, а кулаком, но и в этом было мало хорошего, Потом ему отвесили тяжелого пинка пониже поясницы, схватили за шиворот, встряхнули, как щенка, и поставили прямо.

Маманя осторожно открыл глаза и первым делом увидел Костыля, который стоял неподалеку, держась обеими руками за живот, и пытался разогнуться. Морда у него была синяя, широко разинутый рот хватал воздух, который никак не хотел проходить в легкие.

– Ты че делаешь, урод?! – снова принимаясь трясти Маманю, как яблоню, завопил один из бритоголовых – судя по бледной от недавнего испуга физиономии и трясущимся рукам, водитель. – Ты че творишь, падла, я тебя спрашиваю! Я ж в тебя чуть не влепился, мудак!

– Дистанция… – робко пискнул Маманя и тут же заткнулся, потому что в нос ему сунули воняющий оружейным маслом вороненый ствол.

– Я вот покажу тебе дистанцию, – прошипел водитель “ниссана”, энергично пытаясь завинтить пистолетный ствол Мамане в левую ноздрю. Толстый ствол не пролезал. Мамане было больно.

– Больно, блин! – сказал Маманя, пытаясь вырваться.

А – Дернись мне, сучара! – ответили ему. – Я тебе покажу, что такое больно. Я тебя научу ездить, животное, пидор гнойный, мешок с говном!

– Кончай, Слон, – сказал кто-то. – Я тебе говорил: держи дистанцию. А ты: ас за рулем… Ас! Чуть не угробились на хрен!

– Так а чего он, в натуре… – тоном ниже начал Слон, оставляя свои попытки пропихнуть пистолет в Маманину ноздрю.

– Мужики, – впервые почувствовав, что надежда выжить все-таки имеется, заныл Маманя, – да вы чего, в самом деле?

– Мы-то ничего, – ответил один из пассажиров “ниссана” – тот самый, который урезонивал нервного Слона. – А вот ты чего? Ты какого хрена тормозишь?

– Так, ребята… Так страшно же, блин! Повисли на хвосте, как привязанные, а у меня груз. Белено срочно доставить…

– Вот именно, – сказал Слон. – Срочно доставить! А вы, козлы, чего творите? То они мочатся по полчаса, то жрут, как не в себя, то тормозят посреди дороги… Белено груз доставить, так доставляйте, мать вашу так!

– А… – от неожиданности Маманя не сразу нашел слова. – А вы…

– А нам заплатили за то, чтобы вы доставили груз без приключений. Кто же знал, что вы такие нервные?

Маманя почувствовал слабость в коленях. Он посмотрел на Костыля, который уже разогнулся и теперь с заметным наслаждением дышал, восстанавливая нормальный цвет лица. Костыль поймал его взгляд, сокрушенно покачал головой и смачно плюнул под ноги.

– Ну, ребята, – с сердцем сказал Маманя и обессиленно прислонился спиной к заднему борту фуры. – Ну, маманя моя дорогая, ну и блинище! Да ведь так. Он хотел сказать, что так и помереть недолго, но тут борт, о который он опирался, вздрогнул и куда-то исчез. Лишившись опоры, Маманя замахал руками и с маху сел на асфальт. Он крутанулся, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов, и стал на карачки как раз вовремя, чтобы увидеть, как его грузовик с присущей ему торжественной медлительностью набирает скорость, держа путь на запад.

Поначалу Маманя решил, что отказал ручной тормоз, и фура просто катится под уклон, но тут тягач хрипло зарычал, выбросил из выхлопной трубы облако сизого смрада и, все увеличивая скорость, аккуратно вписался в закругление дороги.