Леонид Влодавец - Атлантическая премьера

— Зер интерессант! — сказал Курт. — Теперь вопрос: ты хочешь остаться здесь или надо вызывать ваше посольство?

— Наверное, надо посольство, — сказал я.

— Ты знаешь, чего тебе будет дома?

— А чего я сделал? Я ж нечаянно.

— Это КГБ будешь говорить. Уголовный кодекс РСФСР, статья 83 — незаконный выезд за границу — от одного года до трех лет лишения свободы. Еще статья 259 — разглашение военной тайны — от двух до пяти.

— Отсижу, — сказал я, — чего пугаете? Прямо как в кино.

— Из комсомола выгонят, в институт не примут, на завод нормальный не возьмут… — начал загибать пальцы Курт.

— Ну и что, — хмыкнул я. — Может, я всю жизнь мечтал тунеядцем быть!

Воровать буду. У воров жизнь клевая, романтика: украл, выпил — в тюрьму. Украл, выпил — в тюрьму!

Как раз в прошлое воскресенье нам в очередной раз крутили «Джентльменов удачи» с Леоновым и компанией.

— Хм, — сказал второй мужик, сидевший за спиной у Курта, а затем встал со своего места и обошел меня со спины. Отчего-то показалось, что он двинет мне чем-нибудь по затылку, сшибет на пол и будет топтать ногами, как в гестапо. Вообще-то в этот момент стало не по себе.

— Шпана детдомовская, — заметил мужик, зашедший со спины. — А как ты думаешь, что будет, если тебя найдут в штольнях, разрезанного пополам вагонеткой, а?

Вот это я как-то не подумал.

— Тебя если и ищут, — пояснил этот второй, — то под землей. Мы тоже не имеем полного плана этих подземных сооружений. Не знаем, что взорвано, а что осталось. Даже мы! А русские — тем более. Даже не знали, что вход в штольни находится в овощехранилище. А ваша часть тут уже двадцать лет стоит, и до нее тут ваши были. Ну, пропал ты без вести — и все. Родителей у тебя нет, похоронку посылать некуда. Несчастный случай! Погиб по собственной дури. Мог ты там угробиться сам по себе? Мог! Вот и угробился…

— Тебя нет, — улыбнулся Курт, — ты пустое место.

— Но вы же протокол пишете, — сказал я, — стало быть, все по закону. В компьютер записали. Полицаи ваши меня видели…

— Это все мелочи, — улыбнулся Курт. — При перевозке бывают катастрофы, нападения неизвестных лиц.

— Вам что, нужно, чтоб я еще раз на весь мир сказал, как у нас в Совке хреново? — спросил я. — Думаете, это у нас никто не знает или во всем мире?

— Странный ты парень, — улыбнулся Курт, — знаешь, что хреново, а поменять местожительство на лучшее не хочешь? Знаешь, сколько пареньков хотят сюда? У вас, у ГДР, у поляков? Миллионы!

— Может, они, миллионы, и хотят, а я нет.

— Коммунистов любишь?

— Да мне они как-то до фени. Я по-русски говорить хочу, а немецкого сто лет не знаю, только «хенде хох!». И что я у вас делать буду? Мусор убирать? С турками на пару?

— Те турки, которые первыми приехали, сейчас уже миллионеры, — ухмыльнулся Курт. — Начинали с мусора, а сейчас очень богатые.

— Он дурак, — сказал второй, — не мечи бисер перед свиньей.

Однако в этот момент появился еще один человек. Он сказал что-то с веселой улыбкой, вроде бы по-английски. Этот язык я учил в школе, но знал на слабый-преслабый трояк.

— О'кей, — кивнул Курт.

Вошедший повернулся ко мне и, улыбаясь, пшикнул мне в морду чем-то вроде нашей «Примы» или «Секунды», которыми пытаются тараканов или мух морить… Только это было покрепче, потому что я потерял сознание.

…Очнулся я совсем в другом месте. Голова немного гудела, но, судя по всему, не от ударов. Наручников не было, но ни рукой, ни ногой я пошевелить не мог. Все накрепко зафиксировано, даже голова. Повернуть ее было нельзя, я мог смотреть только вверх и чуть-чуть скашивать глаза вправо и влево. Пахло какой-то медициной. Пиликали компьютеры и приборы. Изредка в поле зрения попадали люди в белых, голубых и зеленых халатах, с масками на лицах. Они перебрасывались короткими фразами на английском, но ни одной я понять не мог

— трояк не позволял.

Впечатление было, что меня собираются резать. В свое время наши советские врачи удаляли мне аппендицит без наркоза. То есть не совсем без наркоза, а с одним новокаином. Это было очень больно. Но тогда я, хотя мне и было лет четырнадцать, все-таки понимал, что если не отрезать, то будет еще хуже. Сейчас я как раз наоборот догадывался, что резать меня вовсе не обязательно. У меня, тьфу-тьфу, ничего не болело. Операции я не заказывал, жалоб ни на что не делал. Какого хрена эти штатники за меня взялись? Неужели они и впрямь такие суки, как утверждал наш замполит?

— Эй, позвал я, — кто-нибудь по-русски кумекает?

— Кумекает, кумекает, — отозвался из-под маски какой-то мужик. Что-то подсказало мне, что это он плеснул мне в морду газом.

— Чего вы со мной делать хотите? — спросил я.

— Садистские эксперименты, — спокойно сказал мужик. — Ты что, не уловил, что я доктор Менгеле?

— Чего? — не слыхивал я ничего про этого доктора, но кто такие садисты, слышал.

Мужик хихикнул, и я понял, что он издевается.

— Ты не бойся, — сказал он посерьезней. — Ничего тебе не отрежут. И вообще, никакой хирургии не будет. Мы будем изучать твои сны. Что ты увидишь во сне, то нам и расскажешь, понял?

— А если я ничего не увижу?

— Увидишь, увидишь!

— А если совру, скажу, что не то видел?

— Ну, это мы сможем проверить. Ты у нас будешь к детектору лжи подключен.

— Понятно, — сказал я. Мне уже было все ясно. Фрицы передали меня цэрэушникам, а те с помощью всякой химии будут из меня вытаскивать секретную информацию. Такое я в кино видел. В общем, это было ничего. Никакой секретной информации я не знал. Я даже не знал точно, сколько народу у нас в части. Самым секретным, наверное, было то, что я уже рассказал Курту — о том, что к нам на кухню из ФРГ можно пролезть через подвал.

— Сейчас тебе сделают укольчик, — пообещал мужик, — и ты поспишь немного. А потом расскажешь, что видел во сне. Вот и все.

— На иглу посадите? — спросил я, сознавая, что они, гады, могут сделать со мной все, что угодно, а мне останется только подчиняться…

— У нас своих наркоманов хватает, — ухмыльнулся цэрэушник.

Подошла тетка в маске и вколола мне в руку одноразовый шприц. Сперва я ничего не почувствовал, а потом ощутил, что становлюсь каким-то вялым и квелым, ленивым и успокоенным. Глаза сами собой закрылись, и хотя еще некоторое время я не совсем спал, а даже слышал голоса и пиликанье приборов, это продолжалось недолго… Правда, засыпая, я все время думал о том, что увижу во сне, точнее, пытался представить себе, какую пакость они мне приготовили. Я почему-то подумал, что они будут стараться, чтобы во сне я увидел свою казарму, часть, офицеров или что-то еще. Потому что ничего другого интересного для них я не знал. Навряд ли цэрэушников могли заинтересовать детдом, школа или спортивные секции, где я занимался. Больше-то я ничего в жизни не видел, если по большому счету!