Валерий Горшков - Реаниматор

Тихий, попыхивая трубкой и выпуская дым через нос, чуть заметно дернул подбородком.

— Ты молодец, Леня, что пришел сразу ко мне, — похвалил Тихий, — а не стал голыми руками... хватать каштаны из огня. Кстати, ты, когда был в Париже, пробовал эти их жареные каштаны? Я по телику видел — их там на каждом шагу ниггеры продают...

— Да-да, приходилось, — поморщился Флоренский. — Говно жуткое. Как наши желуди, если зажарить их на костре. Только крупнее и чуть послаще. Сплошное расстройство желудка. Пацанами мы и не такую дрянь пробовали!

— А человечинку? — словно невзначай спросил Белов, исподлобья взглянув на развалившегося напротив бизнесмена. Добрая треть акций «Полярной звезды» принадлежала старику, правда, об этом знали лишь они двое да доверенный адвокат в столичном юридическом агентстве.

— Что?! — Леонид Александрович вылупил глаза.

— Ах да... — словно в забывчивости, примирительно махнул изуродованной артритом рукой Тихий. — Тебя же, сопляка, во время блокады Ленинграда еще и на свете не было. Это мы хлебнули, не приведи Господи... Ну да что это мы с тобой, Ленечка, все про старину да про старину... Давай вопрос твой красивый решать.

— Давай, отец, — с облегчением ухнул Флоренский и снова вытер лицо носовым платком. Жадно докурил сигарету и с какой-то необычной злостью раздавил ее о дно пепельницы в виде черепа. Желтая такая, с пилообразными трещинками в местах соединения лобовых и затылочных костей.

А может, это и был самый настоящий череп? Кто его, Тихого, приколы знает...

— Значит, так, — откинулся на спинку вращающегося кресла авторитет и совсем по-сталински отвел в сторону правую руку с зажатой в ней трубкой. — Дело это верное. Жабоедов мы с тобой разведем. Однако, как ни крутись, настоящие мастера за редким исключением до сих пор все еще на государство пашут. Но ты не очкуй. Есть у меня человечек вот там, — двумя пальцами левой руки Тихий похлопал себя по плечу, а потом указательным ткнул в потолок, — в матушке столице златоглавой. Через него добудем профи, которые расщелкают и твое стекло, и сигнализацию, как Терминатор — грецкий орех... На тебе — мокруха ментовская, организация шабаша в храме и развод жабоедов.

— Осталось самое сложное, — видя, что Тихий нахмурился и, возможно, думает о том же самом, вставил Флоренский. — Художник, который сможет быстро изготовить две копии... И еще, я так полагаю, после завершения работы мастера придется... обязательно нейтрализовать.

— Не волнуйся, — Леонид Александрович заметил, как блеснули глаза старого авторитета. — Эту проблему я тоже беру на себя. А теперь, когда предварительный расклад ясен, я предлагаю обсудить нашу с тобой, Ленечка, долю в общем деле. И хоть в народе делить шкуру неубитого медведя считается делом стремным, в нашей профессии без этого нельзя. Согласен со стариком, дорогой?

— Твоя правда, Степаныч, — сказал Флоренский.

— Приятно иметь бизнес с грамотным компаньоном! — пыхнув ванильным дымком, сдержанно, с чувством собственного превосходства ощерился Тихий. — Значит, начнем по порядку. Клиент — твой?

— Мой, — с готовностью кивнул Флоренский.

— Необычная и красивая идея с подставой — тоже твоя, — загнул второй палец авторитет.

— Моя, Олег Степанович! — словно извиняясь, развел руками все больше расплывающийся в улыбке честный труженик покера и рулетки.

— И предложение нарисовать вместо одной копии сразу две, всучить французу туфту, благополучно снять с месье Бояроффа все бабки, отправить гонца с доской за бугор, а уже в Париже организовать ему нечто вроде гоп-стопа, в результате которого икона попадет в полицию, — это тоже придумал ты, — подвел черту под участием в деле Флоренского старик.

— Я, — оскалив рот, согласился Леонид Александрович. — Адвокат — это не проблема, его я беру на себя.

— Тогда что же остается у меня?! — с деланной приниженностью скривил синеватые тонкие губы Тихий. — Сущая безделица...

Вдруг взгляд старика стал холодным как лед. Его пустые темные зрачки буквально вбуравились во Флоренского, тут же присмиревшего. От недавнего торжества не осталось и следа. Треф напоминал кролика, сжавшегося перед готовящимся сдавить свои смертельные кольца удавом.

А матерый зэк, который не так давно одержал трудную, вызвавшую уважение у всего криминального Питера победу над бандой Мальцева, понял, что Флоренский дошел до нужной кондиции, и продолжил:

— Я должен беспокоить глубоко законспирированного, обретающегося на самой Лубянке человека из спецслужб, найти и уговорить, причем за огромные деньги, двух лучших спецов с золотыми руками. И я должен в огромной стране отыскать того единственного художника-иконописца, который смог бы, не имея перед глазами оригинала, сделать с Тихвинской Богородицы целых две ни в чем не отличимые от нее копии. И при этом использовать в качестве основы не просто доску, а трехсотлетней давности!

Закончив монолог, Тихий вытряхнул из трубки пепел, набил ее снова табаком из бархатного вишневого кисета, прикурил, вышел из-за стола и, сложив руки за спиной, принялся мерить шагами комнату, время от времени останавливаясь перед аквариумом.

— Ты знаешь, как я тебя уважаю, Леня, — сказал Тихий, доставая из-под аквариума невидимую с того места, где расположился Флоренский, маленькую клетку с белыми мышами. — Но давай будем говорить начистоту. Я знаю имя заказчика. Разыскать его и предложить свои услуги мне не составит ни малейшего труда. Это вопрос, самое большое, недели...

Губы игорного воротилы предательски дрогнули, кулаки сжались. Грудная клетка стала вздыматься выше, на щеках проступили пунцовые пятна. Флоренский понял, что он, сам того не ведая, попался на удочку матерого хищника. И целиком уступил инициативу в блестяще задуманной им операции этому старому пердуну!

— Про убийство двух рядовых ментов и шабаш в храме даже говорить не хочется — это детский лепет. Одно движение мизинца, и Бульдог заманит в ловушку половину ОМОНа и разорвет их в клочья взрывом фугаса. Специалисты и иконописец тоже на мне... Про французика, гонца адвоката, смешно и вспоминать. Пыль. Слякоть. Вот и получается, что при таком раскладе ты становишься просто лишней пешкой! А?!

Две белые красноглазые мыши, в ужасе забившиеся перед лицом неизбежной гибели, с тихим плюханьем упали в аквариум, где на дне застыл приподнявший морду крокодил. Вскипевшая вода мгновенно окрасилась алой кровью. Спустя секунду все было кончено, только из пасти снова превратившегося в зеленое бревно каймана торчал одинокий жалкий розовый хвостик. Неуловимое движение рептилии — и вот исчез даже хвостик.

— Хор-о-оший Буля, хор-о-оший! — ласково, промурлыкал Тихий, попыхивая трубочкой.