Дон Пендлтон - Выжить в Сиэтле

Девушка приподнялась, завела руку за спину и расстегнула лифчик, обнажив задорно торчащие литые груди с крупными вишенками темных сосков.

Когда Болан наконец поднялся с колен, закончив работу, он с трудом сдерживал эмоции, бурлившие в нем.

А девушка, черт бы ее побрал, словно специально дразнила его.

Она прошептала:

— Это самое эротическое переживание в моей жизни.

— Очень долгой жизни, — буркнул Болан, отводя взгляд. — И сколько ты уже прожила? Восемнадцать лет? Девятнадцать?

— Двадцать, — ответила она тем же тихим шепотом. — И мне уже есть о чем рассказать. Видишь ли, сейчас не 1940 год.

— Можешь принять душ, — пробормотал Мак, делая вид, что не понял приглашения, прозвучавшего в голосе своей гостьи. — Только учти: бачок с водой маленький. Поэтому сначала смочи тело, выключи воду, намылься, а потом быстро ополоснись. Поняла?

Вытянувшись во весь рост, девушка лежала на кушетке и не сводила с Болана глаз.

— Покажи мне лучше сам.

— Лучше смывайся, пока ты в порядке. Лучше будет, если ты приведешь себя в порядок и, пока не поздно, позаботишься о надежном убежище. Надеюсь, ты в порядке?

— Кто в порядке? Я чувствую себя так, будто бегу вниз по крутому склону, не в силах остановиться. Покажи мне, как работает душ.

Болан махнул рукой в сторону душевой кабинки.

— Сама разберешься!

— Ну, пожалуйста! Я чувствую большую слабость. Думаю, что не смогу двигаться самостоятельно.

Болан обреченно вздохнул, поднял ее с кушетки и отнес в крохотную душевую. Там он осторожно поставил девчонку на ноги и сделал попытку выйти, но ее руки обвились вокруг его шеи, и она не отпустила его. Внезапно охрипшим голосом Мак заметил:

— Не так уж ты и слаба!

— Нет, я очень слаба, — настаивала она. — Я боюсь наклониться. Я... как я сниму трусы?

Болан пропал — он сразу понял это. И хотя время сейчас было явно не подходящее для такого рода игр, что, скажите на милость, может поделать мужчина в таких обстоятельствах?!

Он высвободился из ее гибких рук, опустился на колено и осторожно потянул вниз тончайшую ткань трусиков, обнажая ее восхитительные выпуклые ягодицы. Мак не сразу поднялся и, глядя на нее снизу вверх, мягко и участливо произнес:

— Ты попала в нехорошую историю, красотка.

— Я знаю. И ты тоже, кстати.

— Смотря что ты имеешь в виду.

— Да все то же, — она включила воду, быстро отрегулировала температуру и подала ему мыло. — Ты начал, — напомнила она Маку, — теперь продолжай.

Болан наполовину помещался в душевой кабинке — внутрь входили только плечи. Он выпрямился, выключил воду и начал намыливать бедра и живот девушки. От его прикосновений она таяла как воск. Залившись тихим счастливым смехом, она произнесла изменившимся, чуть хриплым голосом:

— У тебя легкая рука. Теперь давай спину.

Она прижалась к нему грудью и крепко обвила руками мощный торс Мака. Его «легкая» рука скользнула вниз вдоль позвоночника и поползла снова вверх к гладким изящным плечам. Она затрепетала и сказала:

— Ниже, ниже!

Болан плюнул на приличия и серьезность момента. Он выбрался из душевой, торопливо скинул с себя промокшую одежду и быстро присоединился к соблазнительнице.

Она хихикнула и снова включила воду.

— Теперь моя очередь, — заявила она, хватая кусок мыла.

И это было не единственное, что она схватила...

Некоторое время спустя первые лучи восходящего солнца проникли в боевую рубку через поляризованное стекло окон и осветили сплетенные в объятиях тела, застывшие в усталой неподвижности. Только теперь Болан смог произнести осмысленные слова — первые после омовения в душе.

— Ты не похожа на других, — сказал он.

— Правда? Почему?

— Не знаю. Просто не похожа, и все.

— Тебе придется выразить свою мысль более ясно, — потребовала девушка, глядя на него дерзкими смешливыми глазами. — У меня две ноги, две руки, две сиськи, ну и все остальные принадлежности. В чем же различие?

— В тебе, — сказал Болан.

— А-а... значит, не в частях моего тела.

— Слов нет, они тоже очень хороши. Но ты какая-то очень... очень естественная. Тебе уже говорили это?

Она вздохнула:

— Ну, это не комплимент. Я принадлежу к поколению естественных людей.

На это Маку нечего было возразить.

Она продолжала:

— Мы даже не представились друг другу. Можно подумать, что у нас нет имен. Знаешь, это тоже естественно. Для современных людей, я хочу сказать.

— Ты — современный человек?

— А как же! Свобода, равенство и все такое.

— Ты — мисс Вебб, да?

— Смотри-ка! Так ты знаешь, как меня зовут?

— Только фамилию. А твое имя?

— Диана.

— О, богиня любви. Тебе подходит.

— Спасибо. А кто ты? Тор — бог войны?

— А ты какую войну имеешь в виду: ту, которую видела на причале или еще какую-нибудь? — с улыбкой спросил Болан.

Она хихикнула.

— У тебя натура повелителя. С пистолетом... или с другим оружием.

— Так ты помнишь историю в порту?

— А как же. И, кстати, большое тебе спасибо! Я думаю, Томми действительно мог выстрелить в меня, он же настоящий псих!

По голому телу Болана пробежали холодные мурашки. Стараясь сохранить спокойствие, он спросил:

— Так ты знаешь того щенка?

— Конечно, — кивнула Диана, — это Томми Блевотина.

— Томми... кто?

— Это его прозвище, — рассмеялась девушка. — Его настоящая фамилия — Роттино или что-то в этом роде.

— О'кей, давай забудем пока об итальянской фамилии, — сказал Болан. — А как насчет Алана Найберга?

— Это просто, — фыркнув, ответила она.

— Что значит просто?

— Ну, очень просто. Алан Найберг — мой отчим.

Ну и ну! Действительно, проще некуда!

Если считать, что жизнь — игра в кости, то Болану выпала очень простая комбинация.

Мать Дианы Вебб вышла замуж за Алана Найберга, когда девочке исполнилось четырнадцать лет. Со стороны миссис Вебб — вдовы самоубийцы с хорошими связями в обществе, не имевшей практически ничего, даже страхового полиса, на который можно было бы прожить, этот шаг был своеобразным жестом отчаяния. Найберг казался «милым», респектабельным, внимательным, идущим в гору молодым бизнесменом, добившимся уже тогда достаточно прочного финансового положения.

Диана всегда относилась к нему с крайним презрением.

— Под его обаятельной маской скрывается настоящий маньяк, — заявила она Болану за завтраком холодным бесстрастным тоном, так характерным для ее речи. — Я тебе скажу, что за человек этот Алан. Он звереет при виде юбки, причем любой юбки. Он постоянно крутит не меньше чем с дюжиной женщин. Каждый день без исключения в обед он занимается сексом. Я не вру. Ежедневно ровно в двенадцать в офис приходит проститутка. Алан запирает дверь, и они там возятся около часа. Каждый раз новая девица. Я думаю, это у него болезнь — компульсивное побуждение. Я уверена в этом на сто процентов. По вечерам он иногда встречается с двумя-тремя разными женщинами.