Олег Приходько - Оборотень

Зубров поднял рюмку.

— Александр Григорьевич, вы не знаете, какого черта мы с вами обсуждаем то, чем уже занялась ФСБ? — спросил он без иронии. — Да еще в Новый год?

— Знаю, — серьезно сказал старик. — Потому что в тот день они призывались не вчетвером. Нам нужно упредить новые убийства и для этого форсировать дело.

Зубров покачал головой. «Что ни говори, — подумал он, — трудно иметь дело с человеком старой закалки».

— Вы меня не так поняли, — улыбнулся он. — С Новым годом!

— И вас также.

«Вот если еще и Зубров станет меня попрекать устаревшими методами, — подумал Акинфиев, — то Ксения окажется права, и мне придется „сдирать копыта“.

— Ваши методы устарели, — угадал его мысли Зубров. — Не там ищете. Профессионалы, говорите? Как выражался Киса Воробьянинов, да уж! Профессионалы в банде придурка и наркомана?.. Не оставляющие следов, квалифицированные — Аркашку-Черепашку?.. Дешевого торгаша Конокрадова?.. Водилу Авдышева?.. — Он покачал головой, вздохнул и освободил конфету от яркой обертки. — Извините, не верю.

Акинфиев переждал, пока за соседним столиком займут места вновь прибывшие шумные посетители, и, выгнув бровь, тоном Зуброва парировал:

— Профессионалы?.. А разве я так сказал?.. Действительно, глупо. Профессионалы — и вдруг шофера Гаврюшина…

— Ну, там-то до профессионализма — как до небес!

— А в случае с Оганесовым? Кто он такой? Аптекарь. На языке моей молодости — провизор.

— Не обижайтесь, Александр Григорьевич, — смутился Зубров.

Акинфиев внимательно посмотрел на него, вытер губы салфеткой.

— Я ведь на самом деле не такое ископаемое, как вам кажется, Сережа, — сказал он доверительно.

— Да я и не говорю… — снова потупил глаза молодой следователь.

— Врете. Ну да ладно. Идемте отсюда, ради Бога! Извините, что я вытащил вас из дома. Не терпелось с кем-то поделиться, поехал в прокуратуру, а там никого нет, все празднуют. Сколько с меня?

— Александр Григорьевич, — вздохнул Зубров, — за все заплачено.

…Они молча шли по вечернему проспекту к метро. Какая-то девушка осыпала их конфетти. На капоте «Мерседеса» распивала шампанское компания нуворишей. Проехала «скорая», рассекая «мигалкой» снежную пелену, — без сирены, словно не желая портить людям праздник.

— О чем вы задумались? — спросил Акинфиев.

— О том, где и по какому случаю они могли встречаться. Призывались из разных мест…

— Я нашел несколько любопытных параллелей. Но крутить эту версию нужно немедленно, Сергей. Прошу вас завтра же мобилизовать бригаду и распределить людей по военкоматам. Поднять все архивы. Я немного задержусь… личные, так сказать, обстоятельства. Мудруют чего-то надо мной эскулапы.

Зубров понимал, что без пяти минут пенсионер потихоньку передает ему бразды правления. Однако старик был не из тех, кто пытается переложить с больной головы на здоровую, а значит, действительно чувствовал себя «архискверно».

— А задумались вы все же не об этом, — постарался улыбнуться Акинфиев, когда настала пора прощаться.

— Не об этом, — признался Зубров. — Шелехов по-своему прав. ФСБ забрала Кныха не случайно. И Генеральная его дело не случайно взяла под контроль. Потому что Кных — дерьмо и дешевка. Он прикрытие. Поэтому его сдадут при первом же удобном случае и непременно постараются выполнить предписание: «Живым не брать».

— Ладно, Сергей. Нам до этих дел как до неба. Наше дело — изобличить.

Они расстались. Акинфиев ехал домой и думал, какие разные люди, этот симпатичный парень и Рыбаков, хотя они почти ровесники. Оперуполномоченный представлялся ему человеком «без комплексов», а таких, по убеждению Акинфиева, следовало опасаться: они не способны к покаянию.

Рыбаков молча отдернул суконную штору, которая закрывала вход в тускло освещенное помещение. Следом вошел его сопровождающий в пыжиках. Двое других охранников оставались снаружи.

За дощатым столом спиной ко входу сидел человек в фуфайке и унтах и звучно прихлебывал чай из большой фаянсовой кружки.

— Оружие на стол, — распорядился он, повернувшись лицом к вошедшим.

Рыбаков тотчас же узнал в нем Круглова. Старлей расстегнул куртку (на полную катушку работал мощный чугунный калорифер), спокойно подошел и выложил «Макаров».

— А вы свое? — вежливо спросил он.

— Обыщи-ка его, — приказал Круглов охраннику.

Тот подтолкнул Рыбакова к фанерной стене, властными жестами заставил поднять руки. Чувствовалась хватка бывшего спецназовца.

— Ничего нет. Запасная обойма и ксива, — сообщил верзила в пыжиковой шапке.

— Садись, — пробежав глазами удостоверение, кивнул Круг-лов на табуретку. Затем он не спеша допил чай и высокомерно бросил: — Зачем пожаловал?

Опер оказался спиной к калориферу и в момент покрылся потом. Он расстегнул воротничок…

— Сидеть! — вдруг вскочил бывший гэбист и, придержав его руку, с силой рванул рубашку. На грязный пол градом посыпались пуговицы.

— Ты что, больной, Круглов? — опешил старлей.

— Это мы сейчас посмотрим, кто из нас больной! Ну-ка, Бакс, дай ему сканер!

Круглов поводил возле опера хитроумным устройством с лампочкой, которая, однако, не зажигалась.

— Таких приборов, чтобы нас на Петровке слышали, на складе нет, — усмехнулся Рыбаков. — А в округе вы все прочесали. Так что зря ты мне пуговицы оторвал.

— Пришьешь, — проворчал сконфузившийся гэбист. — Выкладывай, зачем пришел.

Рыбаков не спеша снял куртку, поискал глазами гвоздь и, не найдя такового, бросил ее на лавку.

— А зачем звал? — спросил он равнодушно.

— Хватит в бирюльки играть, Рыбаков. Меня откуда знаешь?

— Я все знаю.

— Да ну? — подмигнул Круглов Баксу. — И что именно?

— А что тебя интересует?

— Крутой, — констатировал Бакс, выпустив струю вонючего дыма.

— Крутыми бывают только повороты с яйцами, — хмыкнул Рыбаков.

— Говори, что тебе известно, а мы поглядим, отпустить тебя или в прорубь опустить, — забеспокоился Круглов.

— Известно?.. Я же сказал — все.

Удар кулаком в ухо повалил старлея на пол. Он хотел вскочить, но Бакс поддел его ногой, опрокинул навзничь. Подвернувшаяся табуретка спасла от очередного удара, но Бакс оказался проворным — перехватил руку и, дернув за нее, подставил колено. Рыбаков ударился о него лбом, сознание на мгновение помутилось, на губах показалась кровь. Бакс оказался сверху и запрокинул подбородок поверженного стволом своего «тэтэшника».

Повисла гнетущая тишина.

— Ну что, мент? — разорвал ее Круглов. Теперь он был само спокойствие. — Понял, кто в этом доме хозяин?.. Отпусти его, Бакс.

Опер тяжело поднялся, сел на подставленную табуретку, ощупал ребра.

— Мне позвонила какая-то женщина… назначила свидание, — признался он виновато. — Я парень холостой, сами понимаете.