Олег Приходько - Каратель

«Ленька! — сообразил наконец. — Ленька-бандит! Ховается, видать, от властей».

Леньку он за человека не считал. Отсидевший за разбой племянник, по его убеждению, бросал тень на весь род.

Так, с вилами, он и прибежал к соседу:

— Сажай, Григорьич, Нюрку на лисапед — пусть катит к участковому, да поскорей! Бандит у меня в доме, ищут его!

Через минуту четырнадцатилетняя Нюрка уже крутила педали, направляя «лисапед» к центральной усадьбе.

…Шалый тем временем, раздевшись по пояс, плескался под рукомойником в сенях.

— Вот это тебе подойдет? — заискивающе спросила Катря, появившись в дверном проеме с мужниной сорочкой.

— Мне все подойдет! Штаны да пиджак какой подыщи, и сапоги поновей!

Мысленно проклиная мужа («Куда запропастился, старый черт?!»), Катря пошла в спальню, отворила видавший виды шифоньер. Костюм у Павла был один-единственный, явно не по размеру, и было его жалко до слез. Вспомнилась ей вдруг зимняя ночь сорок третьего, когда в их дом пришли полицаи и рылись в сундуке, отбирая пригодные вещи; мать с отцом молча сидели у стены под иконами, а она, четырехлетняя тогда девочка, с любопытством разглядывала вооруженных людей в щелочку между занавесками на печи.

— Давай, давай, теть Катря! Я вернусь — новый ему куплю, мне сейчас позарез нужно.

— Когда ты вернешься-то, Леонид? Меня уж тогда, поди, на свете не будет.

— Не каркай! — Шалый подошел к шкафу, бросил на кровать полотенце и, сняв с вешалки пиджак, прикинул на себя: — В самый раз.

— А ну, повесь на место! — раздался голос хозяина от двери. Павло стоял, угрожающе выставив вилы, и зло смотрел на племянника.

— Ты чего, дядя…

— И не дядя я тебе, бандит! Какой я тебе дядя? Вешай пинжак и брысь отседова! Ну?!

Шалый рассвирепел, швырнул пиджак на руки Катре.

— Вот значит как, да? — шагнул к неприветливому родственнику. — Ну пырни! Пырни, сволота!.. Только матери потом моей не забудь отписать, мол, замочил сынка собственными руками. Тебе за меня премию дадут! Навозу осенью купишь!..

— Ты мать-то не поминай, пащенок!

Сократив дистанцию, Шалый ухватился за вилы и рванул на себя, но хозяин выпустил из рук оружие только после того, как получил удар ногой в пах, вскрикнул и ткнулся лбом в пол.

— Давай одежду! И пожрать собери! Быстро! — заорал Шалый, широко замахнувшись вилами: опусти он их на спину хозяина — пригвоздил бы к полу.

Катря закричала, взмолилась, похватала с вешалок все, что нужно. Достала из сундука неношеные хромачи.

— Родственники, падлы, бля!.. — рычал Шалый, одеваясь. — Никак по-хорошему не хотите! В гробу я вас видал!..

Через три минуты он был одет-обут, отстранил тетку, выгреб из холодильника сало, яйца, забрал полкаравая, недоеденную картошку из миски.

— Ружье у него есть? — затянув хозяйский сидор, зыркнул на Катрю.

— Не… нету, Леня! Нету ружья! — клятвенно заверила та и перекрестилась для пущей убедительности. — В прошлом году приказ вышел по сельсовету…

— Ладно! — Он выбрал нож подлинней, сунул за голенище. — Бывайте, не чахните! Спасибо за хлеб-соль. Скажете кому, что я у вас был — порешу! Падлы, бля!.. Родственнички, в рот вам дышло!

Он рванул дверь и вышел в сени как раз в тот момент, когда «Днепр» участкового уже стрекотал у ворот. Определив фуражку с околышем, он выматерился, рванул назад в дом; прыжком подскочив к тетке, схватил ее за волосы, отбросил поднявшегося было хозяина ударом сапога.

— А ну, пошла! — Катря ощутила на горле прикосновение холодного металла. — Вперед! Рыпнешься — полосну!

С трудом переставляя ноги, она вышла на порог. Старший лейтенант Синевич, увидев заложницу, потянулся к кобуре.

— Бросай ствол, мусор! — рявкнул Шалый. — Кому сказал, на землю клади!

Заведя руку за спину, Синкевич успел выщелкнуть из «ПМ» обойму, отбросить в кусты сирени за забором. Пистолет положил к ногам.

— Заводи мотоцикл! — прижав острие к горлу обмякшей тетки, Шалый маленькими шагами продвигался к калитке. С полуоборота взревел мотор. — Теперь уходи, бегом!

— Не бойся, Катря, спокойно! — Участковый попятился в сторону благоухающего сада. — Ничего он не сделает!

— Бегом! — Шалый поднял пистолет, сунул его за ремень. Милиционер отбежал.

— В люльку! — приказал Шалый Катре. — В люльку садись, стерва старая!

Забраться в коляску она самостоятельно не смогла, он затолкал ее туда, оседлал мотоцикл и рванул к околице.

…Катрю нашли под откосом у реки сорок минут спустя. Она была без сознания. Еще через час по тревоге подняли все подразделения вооруженных сил и милиции, дислоцированные в области.

Началась операция «Перехват».

За полночь Влад поймал на жерлицу большую нельму, подвялил ее на ветерке и, напихав в выпотрошенное брюхо осоки, положил в рюкзак. Есть он не хотел, но пробираться берегом в темноте оказалось занятием малоэффективным — за шесть часов он преодолел километров десять-двенадцать.

Приток впадал в Вишеру, устремлявшую воды на юг. В черноте противоположного берега коротко пыхнули искры, взметнулись и тут же погасли. Ночлег откладывался. Спустившись к воде, Влад побрел по мелкому перекату; оступившись, провалился по грудь. У скалы он заметил пришвартованную плоскодонку с фартуком на носу для прохождения высоких порогов. Такого челна ни у Бориса, ни у беглецов быть не могло.

У самой палатки дотлевал костер из толстых бревен, уложенных веером. Судя по тому, что бревна давно не сдвигали, человек в палатке уснул. Недолго думая, Влад положил в плоскодонку рюкзак и перерезал фал…

По порожистым рекам ему хаживать случалось — знал: ночной сплав сродни самоубийству. Нужно было отогнать челн к устью Лыпьи и там заночевать. Идти приходилось, внимательно вглядываясь в берега: те, кого он преследовал, тоже могли остановиться на ночлег.

За скалами, куда ударялся мощный водяной поток, он становился удобной мишенью. Правый берег изобиловал подводными камнями, учащавшимися с каждым километром. Дважды челн приходилось перетаскивать, несколько раз его подбрасывало, течение убыстрялось. Вымотавшийся, промокший до нитки, Влад прошел километров семь, дальше путь вслепую становился опасным.

Он разложил небольшой костерок, развесил на рогулинах одежду, облачившись в тонкий свитер и штаны из непромокаемого мешка. Соль все же растаяла, хотя на рыбину хватило; обжарив ее на угольях, он поел и погрузился в сон…

Разбудил его холод. Уже развиднелось, и можно было отправляться в путь. Заставив себя встать и собраться, Влад долго не решался войти в воду, но не подыхать же неизвестно где и неизвестно зачем!

До Велса оставалось километров пятьдесят. Русло реки резко сузилось. Вишера потекла меж высоких скал, несколько раз приходилось разбирать заломы. Отсутствие сплавного опыта едва не обернулось трагедией. Склон, поросший лесом, вплотную подошел к урезу воды, лодка развила высокую скорость, и Влад, не справившись с управлением, налетел на завал и перевернулся. Его вынесло на бревна, больно припечатало спиной к выступу подводного камня, и, пока он барахтался, спасая рюкзак, плоскодонка развернулась и ушла по течению.