Олег Приходько - Каратель

Урка услышал их первым, встрепенулся. Палец Влада на курке замер. Ветки кустарника шевельнулись, и на берег вышел… Борис.

Урка вскинул карабин.

— Не стреляй, — спокойно сказал ему Борис. — Это я.

Обычно сдержанный прагматичный следователь Родимич нервничал.

— Пацаны! Ни ума, ни профессии, ни… черт его знает, откуда вас таких берут! — плюнув на сигарету, он бросил ее в корзину для бумаг и укоризненно посмотрел на старшего опергруппы майора Ревуна: — Все полномочия даны, техника — вплоть до вертолетов, армия вторые сутки на ногах. Ну чего еще не хватает?!

Майор молчал, виновато потупившись. Когда он шел в кабинет руководителя следственной бригады с дурным известием, уже знал: выплеснет Родимич ушат помоев на его голову. Не первый год работали вместе. Знал также, что Станислав Болеславович человек отходчивый — стоит внести деловое предложение, и раздражение снимет как рукой. Предложение у него было, осталось терпеливо переждать вспышку.

— Дешевого фраера, сопляка, колхозника… етит твою мать, взять не в состоянии! О чем ты думаешь, Ревун?

— О жене, Станислав Болеславович.

— Вот я и вижу, что не о работе!

— Да нет, я о вашей жене думаю. Как она живет-то с вами целых десять лет? Может, у нее кто другой на стороне имеется, а?

Родимич опешил, уставился на Ревуна, старательно изображавшего озабоченность судьбой следовательской семьи.

— Я, Ревун, скоро от тебя шарахаться буду, — присел на краешек стола, — как от черного вестника. Ты мне хоть что-нибудь хорошее скажешь, нет?

Ревун почесал в затылке.

— Не знаю, — пожал плечами, — может, он хороший человек? Если это вас утешит, конечно.

— Кто?

— Ну, этот, другой… со стороны?

— Хватит ваньку валять! Мы не за бутылкой самогона сидим. Я тебе о Шалом говорю, который на свободе с ножом и пистолетом разгуливает. А ты все шутки шутишь!

Час назад из Дубровненского района Витебской области пришло оперативное сообщение: неизвестный в двадцати километрах к востоку от райцентра напал на влюбленную парочку, уединившуюся в лесу в «Опеле», и, завладев автомобилем, скрылся в неизвестном направлении. По описаниям потерпевших, внешность преступника соответствовала разыскиваемому Шачову Л. С.

— Я шутки шучу, а все орете, — примирительно изрек Ревун и подошел к карте. — Мы вытащили «Урал» из Березины вот здесь, между Борисовом и Черневкой, так?.. Разборка произошла в тридцати километрах от Крупок. Второго Шалый объявился в Выселках. Сегодня он напал на «Опель» в лесном массиве между Дубровно и Лядами…

— И что?

— А то, что все эти пункты, где он объявлялся, находятся на одной прямой. Направленно идет Шалый, знает куда.

— В Россию он идет, — предположил Родимич.

— Зачем? Что он там забыл? Если за границу уходить — так уж в Литву или Польшу.

— Ну и куда же, ты думаешь?

— В Красное. На таможню он идет, к Шепиле. Оттого у родственников в Выселках и денег не спросил. Что они дать могут, голытьба колхозная? Тысяч триста-четыреста его не устроят, а с Шепилы он затребует сумму, которая позволит отсидеться или уйти за кордон.

— Так ведь Шепило убит? — не понял Родимич.

— Но он-то об этом не знает, Стас! Он купался в Березине, когда это произошло.

— Что ты предлагаешь?

— До сих пор мы шли за ним по следу. Попробуем опередить его?

Родимич подошел к окну, отодвинул штору.

— Ты серьезно думаешь, что у нее есть кто-то на стороне? — спросил, не отрывая взгляда от ночного проспекта.

Шалый бросил «Опель» в лесном овраге, не доехав до границы трех километров. О том, что пограничники получили на него ориентировку, мог догадаться и ребенок. Дальше предстояло добираться лесными тропами, исхоженными еще с братом Василем, когда они проводили через кордон узкоглазых.

Воспоминание о брате отозвалось болью в душе. Да и о Катре с Павлом тоже: ведь не собирался он их грабить! Хлеба в дорогу попросил и одежду, так нет, нужно было Павлу вилами угрожать, вызывать мента!..

Теперь осталось идти до конца. А где он, конец, и каким ему быть — один Бог ведает. Предстояло отыскать Шепилу и скачать с него тысяч тридцать зеленых, чтобы можно было обзавестись нужными ксивами и дернуть куда-нибудь подальше. Таможенник с контрабандистов брал сполна, так что деньги у него водятся немалые.

Шалый спустился с пригорка к ручью, блестевшему в свете луны, умылся, доел сало с хлебом, чтобы избавиться от сидора, и побрел налегке в сторону шоссе. До границы было уже совсем близко, когда его остановила подозрительная тишина: не было слышно привычного шума моторов. Вначале он подумал, что сбился с пути, подобравшись поближе, увидел знакомые постройки и балки, только в окнах не было света. Не мелькали людские тени, ветер громко хлопал дверью вагончика погранконтроля; редкие машины проносились мимо, словно таможню вырезали ночные диверсанты или началась война.

Просидев в укрытии минут пятнадцать и убедившись, что он не ошибся и на таможне действительно ни души, Шалый пошел к дороге.

«Что случилось? — недоумевал он, слыша, как бьется от страха сердце. — Перенесли таможню, что ли? И где она теперь?»

Груженый «МАЗ» съехал на обочину и остановился. Водитель, не отходя от машины, справил нужду.

— Эй! — крикнул Шалый, появившись из-за пакгауза на противоположной стороне. Водитель вскочил на подножку и закрылся в кабине. — Эй, погоди, стой!.. Слушай, мужик… а где тут это… словом, таможня-то где?

— Нет больше таможни, отменили, — коротко объяснил водитель, поняв, что перед ним либо сумасшедший, либо беглый из тюрьмы, и поспешил убраться восвояси.

Шалый оторопел. Как это могли отменить таможню и куда девали таможенников, и сколько ж теперь людей, наладивших бизнес по обе стороны границы, останется без живой копейки?

Поселок, где жил Шепило, он знал. Телефон остался в записной книжке Пелевина, без звонка приходить было опасно, но опаснее терять время.

…Над поселком висела полная луна. Громко лаяли собаки. Шалый прошел по берегу реки, с трудом определил нужный поворот и вскоре оказался перед черной громадиной Шепилова жилища, прижатого к земле тяжелой черепичной крышей. Двухметровый забор из красного кирпича еще не достроили — во двор он вошел беспрепятственно. Остановившись перед дубовой дверью с едва различимой кнопкой звонка, прислушался.

«Нет никого, — мелькнула неприятная мысль. — Что тогда делать, где его искать?»

Он позвонил. В недрах несуразно-вычурного замка дзинькнуло. Никого. Позвонил еще раз. Очень не скоро, когда он собрался уже уходить, засветилось окошко на первом этаже, затем вспыхнул яркий фонарь прямо над входом, и уж совсем неожиданно справа, слева и сзади засветились яркие до рези в глазах прожектора, и зычный, будто глас громовержца, бас скомандовал: