Андрей Таманцев - Псы господни

Потом он долгое время работал по заданиям управления, но, кажется, снова тучи сгущались над его головой.

— Нет, деньги — не в первую очередь, — убежденно заявил Голубков. — Он просто хорошо оценивает ситуации, сочетая личную и общую пользу, но мы не раз убеждались, что основная внутренняя мотивация действий Пастухова и всей его группы — обостренное чувство долга.

— Перед кем, Константин Дмитриевич? Вот вопрос. Ты в состоянии на него ответить?

Голубков промолчал.

— Ты профессионал и должен сознавать, что Пастухов с увольнением из армии потерял внутреннюю опору, — жестко продолжал Нифонтов. — Он сам затрудняется определить, кому или чему он служит. Вроде бы внешне он придерживается удобной формы: он наемник, который время от времени выполняет задания нашего управления.

Но всякий раз, получая приказ — или, если хочешь, заказ, — он подвергает его некой собственной оценке и, выполняя, привносит некоторые коррективы сообразно своим неопределенным и размытым ценностям, которые с большим трудом поддаются рациональному анализу. Посуди сам, в одном случае он поступает сообразно неписаному кодексу офицерской чести, а в другом, как прошлой ночью, хладнокровно расстреливает больше десяти человек.

— Я не уверен в его авторстве, — упрямо повторил Голубков, отдавая себе отчет в том, что действительно пытается защитить Пастухова, в чем-то заведомо становясь на его сторону.

— Напрашивается вывод, что наметился определенный моральный дрейф в его сознании. Теперь он все больше выступает в качестве защитника «своих» — и к этим «своим» он относит очень узкий круг людей, которым доверяет лично.

— Ну что ж, могу сказать, что управление входит в этот круг, — твердо заявил Голубков. — Я не верю, что Пастухов мог провести такую масштабную акцию, не поставив управление в известность.

— Во-первых, не управление, а лично полковника Голубкова, который для Пастухова является моральным гарантом его действий. А во-вторых, спрошу тебя: надолго ли он останется лояльным? Если он предпринимает самосуд в интересах своих друзей, значит, он не доверяет нам. Что, если в какой-то момент Пастухов решит, что управление действует не в русле его личных ценностей? Каковы будут его поступки?

Вы готовы взять на себя ответственность?

— Да, готов, — сказал Голубков, — иначе я давно бы расстался с идеей использования группы Пастухова. Он профессиональный военный, русский офицер — несмотря на разжалование, — который выполнит любой наш приказ. Кроме того" если мы хотим иметь высококвалифицированную группу, способную к инициативным и самостоятельным действиям, мы должны не только мириться, но и поддерживать ее относительную независимость и готовность к принятию ее членами ответственных решений.

Генерал покачал головой:

— Сойди с трибуны, Константин Дмитриевич, ты начальству лекцию читаешь. Мы должны их в узде держать, твердо контролировать их, иначе они таких дров наломают со своей хваленой самостоятельностью... И, похоже, наломали. Устроить такую бойню в центре Москвы!

Голубков мог бы заметить (про себя, конечно), что проведению подобных акций Пастухова обучило государство и не раз потом требовало применять это умение на практике. Но генерал прав: если Голубков стал вести войну от своего имени, его песенка спета.

— Вы приняли какое-то решение относительно Пастухова, Александр Николаевич?

Генерал поднял удивленный взгляд:

— В таком случае я не рассусоливал бы с тобой, теряя время, а отдал бы приказ, который ты бы в точности выполнил. Ценность этой группы достаточно велика, и я хочу сохранить эту группу — именно в силу ее инициативности и надежности. Еще проще скажу: в силу ее результативности. Но я вижу опасность. Если Пастухов возомнил себя самостоятельной силой, то придется делать неприятные выводы. И второе. Подобные действия демаскируют эту хорошо законспирированную группу. Из МВД один человек сообщил мне, что они пытаются сейчас вычислить авторов акции, и среди прочих вариантов уже прозвучало слово «Набат».

— Понял, Александр Николаевич.

— Проверь причастность Пастухова к сегодняшним; событиям. В целом МВД вполне довольно «Набатом» и отдельно тем, что Спицын доигрался. У спицынских, кстати, недавно была жаркая схватка с солнцевскими, да и другие группировки они нередко затрагивали. Так что списать эту войну гангстеров есть на кого.

Голубков понял; генерал нисколько не сомневается в том, будто только Пастух мог так коротко и жестко разобраться с держащей в страхе пол-Москвы бандитской группировкой.

— Разрешите идти, Александр Николаевич?

— Иди, Константин Дмитриевич, работай, Однако время зря не трать, И учти, в ФСБ и МВД кое-кто дорого бы дал за такую группу. Это чудо куда как похлеще их доморощенного суперкиллера Слоника. А в случае засветки перед МВД группа Пастухова теряет для нас практическую ценность — это во-первых и главное. А во-вторых, то, что я уже сказал: вышедший из-под контроля Пастухов, который занимается в столице личным «джихадом», также обесценивает для нас свою бригаду.

— Я им покажу, сукиным детям, «джихад», — в сердцах пробормотал Голубков, выходя из кабинета.

После того как за последние десять лет промышленность района благополучно угомонилась и стоки окрестных заводиков поубавились, в Чесну понемногу стала возвращаться рыба. Кризис во всем пошел Чесне на пользу: вот и удобрения с полей, которые раньше применялись немерено, теперь, на радость этой рыбе, перестали мутными потоками стекать в реку после каждого дождя. Даже раки, которые, как известно, водятся только в чистой воде, снова изрыли обрывистый правый берег своими глубокими норами.

Вот на воскресших-то волнах Чесны и качался этим ранним утром катерок с двумя рыбаками.

— Выгребай, Константин Дмитриевич, вон он, мой поплавок, — указал Пастухов на пенопластовый буек, которым было помечено прикормленное место.

Полковник Голубков, который вчера вечером неожиданно позвонил ему и напросился в Затопино на рыбалку, откладывавшуюся «на лучшие времена» уже сколько лет, сильно заработал веслами.

— Тише на веслах, — негромко сказал Пастухов. — Лещ шума не любит.

— Отвык, — оправдался полковник.

Пастухов, понятное дело, нисколько не верил в то, что настали те самые «лучшие времена», когда у полковника управления может освободиться на рыбалку в водах Чесны целое утро.

Сейчас он, не торопя Голубкова с разговором, налаживал на борту катера какой-то мудреный аппарат с экраном, крутил ручки настройки.

— Что это? — поинтересовался Голубков.

— Сам посмотри, Константин Дмитриевич, — отозвался Сергей.

Голубков тихо положил весла и перебрался к экрану, на котором виднелся контур речного дна и темные силуэты подлещиков, поклевывавших прикормку.