Андрей Таманцев - Псы господни

— Дорого отдал? — поинтересовался Голубков, покачав головой. — Игрушка.

Они заякорились над подводным склоном, и силуэты рыбешек исчезли с тут же зарябившего экрана.

— Тише, ушла рыба, распугали...

— Вернется, — успокоил гостя Сергей, разматывая снасть. — Игрушка, понятное дело, не моя. Мои ребята рыбу бредешком добывают. Не те времена, чтобы удочкой баловаться для успокоения души. А это фирменный эхолот для рыбаков. — Пастухов посмотрел на бирку. — «Лоренс-Игл» называется. Один из клиентов хранит у меня все снасти и эту игрушку в придачу. Иногда приезжает.

Настроившись на глубину, закрепили в пазах удочки, приготовили подсачик и стали ожидать, поглядывая на экран, когда вернется распуганная рыба.

— О чем предстоит беседа? — в лоб спросил Пастухов.

Голубков, прекрасно понимая, что разговор будет очень нелегким, ответил вопросом на вопрос:

— Сергей Сергеевич, тебе нечего мне сообщить?

— Если в было — я позвонил бы немедленно, — спокойно ответил Пастухов.

— Расстрел Спицы и остальных — ваше дело? — прямо спросил Голубков. — Или ты полагаешь, что это управления не касается?

— Именно так я и полагаю.

— Почему, позволь тебя спросить?

— Потому что до тех пор, пока я не сообщил вам об этом, вы не являетесь соучастниками или укрывателями преступника, — размеренно объяснил Пастухов.

Поплавок его удочки нырнул, Пастухов резко дернул в сторону, а затем, перебирая руками леску и аккуратно укладывая ее на воду, чтобы не запуталась, вытянул подлещика, подхватив его у поверхности подсачиком.

Что ж, такое место для тяжелого разговора позволяло избежать тягостных пауз и в то же время давало возможность для спокойного формулирования фраз.

— Стало быть, осознаешь себя преступником? — спросил Голубков, принимая из его рук рыбу и отправляя ее в садок, привязанный за бортом.

— Юридически, — внес ясность Пастухов.

— "Набат" находится под подозрением в связи с этим происшествием, — сообщил Голубков.

Пастухов принял это к сведению, но упрямо сказал:

— Я не прошу у управления помощи.

— Будешь участвовать в войне против московских гангстеров?

— Почему бы и нет?

— И собираешься ее выиграть?

— Почему бы и нет? — повторил Пастухов.

— Потому что управление этого не позволит. Мы не можем покрывать такие действия в центре Москвы.

— Вот поэтому я и не сообщил ничего в управление.

Тупиковая ситуация. Патовая. Голубков сидел напротив Сергея, переводя взгляд то на поплавок, то на лицо Сергея.

— Давай перейдем к конструктивному разговору, Сергей, — предложил он. — Генерал отдал распоряжение предупредить и то ли наказать, то ли помочь вам. Но я должен предоставить ему разумные объяснения того, что произошло. Он — по должности — не настолько доверяет тебе и твоим людям, чтобы пропустить эту историю мимо внимания.

— Что тут объяснять, Константин Дмитриевич? — удивился Пастухов. — Все предельно ясно. Я, видимо, должен был оставить Боцмана и Муху на прицеле у бандитов, чтобы не скомпрометировать перед управлением свой чистый образ. Позволить им погибнуть и лишиться группы, которая способна работать на то же управление? Я не собственность управления, я только договорник, четко выполняющий определенные работы, по сравнению с которыми ликвидация спицынских бандитов — мелкое правонарушение.

— Выполняя задания управления, вы действуете на основании санкций самого высокого уровня и приносите огромную пользу России. Не стоит забывать об этом, — размеренным голосом четко проговорил Голубков.

— Я стараюсь в это верить.

— Веришь или только стараешься? — Последовал жесткий взгляд в лицо.

— И да, и нет. Иногда складывается впечатление, что мы отгоняем от пирога одних, чтобы их место заняли другие. Есть ли от этого польза России — не уверен. Я готов защищать свою семью и своих боевых товарищей всеми доступными мне методами. Если бы Боцман не отправил жену и сына в Калугу, они тоже находились бы в опасности. Если бы они погибли, вы бы дали мне санкцию на уничтожение Спицына?

Разговор не получался.

— Послушай, Сергей, — еще раз попытался начать Голубков, закрепив удочку в пазу и отвернувшись от нее. — Обратись ты сразу в управление, я нашел бы способ воздействовать на ситуацию, не проводя силовых мер. Ты готов втянуться в бесконечные криминальные разбирательства и даже не оцениваешь всей их безнадежности. Я прежде всего расцениваю твою группу как ценную боевую единицу управления, способную к проведению важных операций, от которых зависят судьбы целых народов. Армия трещит по всем швам. С юга усиливается мусульманское давление, которое подпитывается большими наркоденьгами. Террористические группы, похищения, лагеря подготовки боевиков, вывоз капиталов на Запад. Все это — и многое другое — находится в сфере деятельности управления. Твои спицынские рэкетиры не имеют никакого значения в масштабе страны, а ты ставишь под угрозу само существование своей группы, ввязываясь в какой-то мелкий личный «джихад».

Голубкова, произносившего не без некоторого внутреннего смущения эту «передовицу из газеты», насторожило внимание Пастухова и даже легкая улыбка, тронувшая уголки его губ. Полковник остановился.

Пастухов тщательно вытер руки, достал из сумки небольшой дочкин плеер, захваченный из дому, и протянул его Голубкову.

— Послушайте одну запись, товарищ полковник. — С этими словами он вынул из кармана магнитофонную кассету.

Голубков без вопросов вставил кассету в плеер. В тишине раннего утра над речной зыбью зазвучали голоса, два или три из них — с акцентом.

" — На этот раз мы сильно сократим путь для товара. Больше мы не будем возить его через всю страну на колесах.

— Он сам полетит, как птица?

— Ты зря смеешься, Шрам, товар сам прилетит в Москву вместе с Возехом. Твое дело — отправить его дальше и получить деньги.

— Самолеты — дело опасное, большой груз наверняка застукают. Потеряем все.

— Самолеты вообще — да. Но не военный грузовой самолет. У военных груз таможня не досматривает.

— Смотря откуда он летит.

— Место погрузки мы пока назвать не можем. Но место очень хорошее, уважаемое. А садится самолет в Москве на военном аэродроме".

Голубков приостановил запись, спросив:

— О каком грузе идет речь?

— Наркотики, — пояснил Пастухов.

Чтобы облегчить полковнику понимание, он стал расшифровывать, кому принадлежит каждая реплика в разговоре, записанном в доме адвоката и происходившем между спицынскими бандитами и их таджикскими гостями:

"Солуха. Речь идет, таким образом, о больших партиях?

Возех. Частями по миллиону — в наших ценах. Частей будет несколько.

3ураб. Это груз одного очень важного человека, который везет товар из Пакистана.