Владимир Черкасов - Опер против «святых отцов»

Феоген оглянулся, разглядел труп Сверчка и судорожно сглотнул — к горлу подкатила рвота.

— Там кто? — переведя дыхание, спросил он.

— С востряковских паренек. Разборка тут была. Вишь, я и своего не пожалел. И тебя кончу, если не будешь мне отвечать как в школе.

— Можно мне немного приподняться? — робко произнес архимандрит.

— Только без дерготни.

Подволок свою тушу Феоген, оперся на локоть, лихорадочно соображая, и осведомился:

— Вы упомянули Артемия?

— Ага, я ему помогаю. Но не будем сразу во многие дела вдаваться. Где Белокрылов?

Почуял Феоген, что, ответив на вопрос, может быть больше не нужным усатому палачу.

«Как этот Вован потом себя поведет? Неужели Артемий мог приказать меня убить?»

Деланно вздохнул Шкуркин.

— Сам от генерала известий жду. Странное дело: сегодня он не вышел на работу. Звонил ему домой, никто не отвечает.

— Да? — смерил его испытывающим взглядом Вован. — Твой пес, и тебе не отзвонился?

— Почему вы, Вован, считаете будто Леонтий Александрович у меня на ошейнике? Ну, помогал мне, вот как вы Артемию помогаете.

— Другие у вас с ним дела. Что за команду Белокрыл сколотил?

Феоген понял: хоть на этот вопрос надо отвечать.

— Действительно, есть у генерала знакомые из бывших офицеров спецслужб.

— Например, мужик со сросшимися бровями, который на «Покров» старшим ходил, — подсказал Вован.

— Его зовут Ракита.

— Сколько всего бойцов?

— Человек десять, я думаю.

Бригадир достал папиросы, закурил.

— Ты поменьше думай. О счетчике, что я на вас с Белокрылом за «Покров» включил, он тебе базарил?

— Да.

— Манда! — крикнул Вован. — Где бабки?

При упоминании о деньгах сразу вспотел Феоген, выдавил:

— Заплатим, все заплатим. Не беспокойтесь.

Перекатил во рту дымящуюся папиросу Вован, привстал и с размаху ударил ботинком Феогена между ног.

— А-а-а! — взвыл тот, хватаясь за изувеченную мошонку.

— Платить немедля будешь, — процедил бригадир.

В квартире у Феогена было два тайника, набитых долларами и драгоценностями. Дрыгаясь от адской боли между ног, он решил отдать один из них.

— Отодвиньте в спальне кровать, — пробормотал Шкуркин, — под ней три паркетины у изголовья. Снимите их, возьмите сколько надо.

Вован снова оглушил его по голове и пошел в спальню. Там он увидел кровать, уже отодвинутую Маришей. Заветные паркетины были вытащены, пустотой зиял тайник.

Бригадир вернулся, пнул Феогена ногой в бок. Тот разлепил глаза.

— Хана тому тайничку, — сказал Вован. — Маришка его прибрала.

— Что-о!

— То самое. Подставили мы тебе Маришку. Она о всех твоих делах нам докладывала. А сегодня съехала. Конец вашей семейной жизни.

Феоген схватился лапами за голову и стал кататься по полу.

— Слышь, ты, — окликнул Вован. — Платить надо.

— Что? Да ведь эта тварь все забрала! У вас все мои деньги.

— Не, те деньги Маришке на булавки. А ты сейчас должен мне за «Покров» и по счетчику отдать.

Кряхтя, присел Феоген, изображая крайнюю муку.

— Больше ничего нет.

— Будто бы? — прищурился Вован, разгладив усы.

Он разбежался и страшным ударом ноги врезал архимандриту в лицо. Кровь хлынула у того из сломанного носа, Феоген упал, растянувшись во всю длину.

Вован сходил в ванную, набрал там в тазик холодной воды, вернулся и облил ею Феогена. Мокрый Шкуркин, отплевываясь, приподнялся и сел.

— Могучий ты поп, — одобрил его востряковский.

— Господи, помилуй мя! — закричал архимандрит, стал плакать и креститься.

Зажигая новую папироску, Вован заметил:

— Ты по сану должен терпеть. Но вот когда за бабки мученичество принимают, не уважаю. Чего ты за мошну как за мошонку держишься, козел в рясе? На том свете этого не поймут.

— Богом клянусь, нет у меня больше сбережений, — пролепетал архимандрит.

— Клясться, козел, тебе тоже не положено. — Бригадир навел пистолет ему в лоб. — Тогда прощай. Я тебя кончаю, а потом квартирку твою все равно подробно проверю. Раз был один тайник, то должен быть и другой.

— Есть! Есть! — вскинул руки Феоген.

— Где?

Архимандрит поднял дрожащие пальцы и указал на ковер, висящий на стене.

— Приподнимите его, снимите плинтус, за ним впадина.

Вован прошагал туда, сорвал ковер. Достал нож, стал отдирать плинтус. Наконец увидел за ним узкий проем. Ударил по нему каблуком — алебастровый порожек рассыпался. Внутри лежали пачки долларов и драгоценности, обернутые в целлофан.

Полюбовался ими бригадир и вернулся к скрюченному Феогену.

— Добро, как говорит твой лучший друг епископ Артемий. Вижу я, что в полное соображение ты вошел. Теперь уж чего тебе терять? Бабок и цацек, которые обожаешь, ты лишился. Сдавай мне Белокрыла и разойдемся.

— Да пропади он пропадом! — воскликнул архимандрит. — Найдете эту вонючку чекистскую по Рублевскому шоссе, кооператив «Роща», дача номер семнадцать.

— Лады, — торжественно произнес Вован.

Он прицелился Феогену в сердце и выстрелил. Шкуркин откинулся растрепанной гривой волос к стене. Востряковский подошел ближе и всадил ему в грудь вторую пулю.

Вован посмотрел на свои наручные часы и начал споро устраивать трупы, вкладывая пистолеты в их руки. Трудясь, он весело скалился, поглядывая на стену, под которой его ждали «вечнозеленые» бумажки и «брюлики».

Капитан Сергей Кострецов и лейтенант Геннадий Топков в своем оперском кабинете озадаченно анализировали очередные убийства в их расследовании по церковной мафии.

Гена, протестовавший, когда Кость дал зеленый свет обострению ситуации по универсаму «Покров», не преминул об этом напомнить:

— Ну что? Побаловали мы, как ты говорил, бандитов «разборкой по-русски»? «Хитровански» — то собирался их достать.

Капитан добродушно улыбнулся и сплюнул будто бы от попавшей в рот табачинки из дымящейся сигареты.

— Да, крутовато они взялись. Сколько же у нас теперь трупов-свежаков? Трое у «Покрова»: двое востряковских бойцов и один белокрыловский. Потом — еще один около Банковского переулка, белокрыловский спецбригадовец, участвовавший в нападении на магазин, его Автандил и Харчо опознали. Наконец — архимандрит Феоген и Сверчок. Итого — шесть, причем по трое с обеих сторон. Ноздря в ноздрю банды идут.

Нервно поправил очки Топков.

— К этому добавь исчезновение Мариши и Белокрылова. Возможно, и они уже трупы.

— Все в такой раскрутке бывает, — оживленно произнес Кострецов, потирая руки. — Если и эти на том свете, все равно мертвяков у востряковских и белокрыловских одинаково.

— Ты вроде бы даже восхищен?

— А чего? Слезы оперу лить? Падалью все они были, а после смерти — форменно ею стали. Хорош, Ген, тебе с лирикой, не на студенческой тусовке. В то, что белокрыловский спецбригадовец, обнаруженный около Банковского, сам застрелился, верить не будем? — продолжил Кость насчет Оникса, самоубийство которого пытался инсценировать Ракита.