Семен Майданный - Хранитель понятий

Багор и Ридикюль договорились обращаться на «вы», чтоб не выделяться из вежливой театральной гущи. Нужда в «выканье» отпала при первом же взгляде на публику и стала совсем без надобности, когда они вчухали, что на Шрама из зала не шибко насмотришься. Хитрожопый мухомор Вензель спецом вскарабкался на самую верхотурную галерку. Поэтому Багор и Ридикюль заползли еще выше. Туда, откуда лупили фонарями по сцене. Не фонарщику же «выкать».

Фонарщику сунули волыну в ребра. И культурно попросили светить и дальше как следует.

Багор и Ридикюль настроили бинокли на галерку. Отсюда Шрам был как на ладони. И Вензель, паскуда, тоже. Так и тянуло пристрелить...

- ...Объяснять будешь вот ему! - Приплюснутый Тарзан представил монтеру сцены Булгакину пацана по кличке Пузырь. - Все должно пахать, как в советском флоте! - Тарзан утопил указующий палец в животе означенного пацана.

От Булгакина, чьи ноги не забыли прикрутить шпагатом к ножкам стула, требовали, чтоб он командовал Пузырем. Какую кнопку жать, какой рычаг дергать. Чтоб на театральной воле выступающие артисты с дирижерами не заподозрили, что, дескать, власть в театре переменилась.

- Он тебя и пристрелит, когда чего не так, - предостерег монтера сцены от подвигов приплюснутый Тарзан. - И я еще добавлю.

И Тарзановы хлопцы принялись распаковывать ящики цвета хаки. Но настолько мощно и величественно перла музыка из оркестровой ямы, что в ней треск открываемых ящиков терялся, как конокрад в Детройте.

- Вы не находите, Мак-Набс, что русский театр чересчур демократичен? - подметил доктор Роберт Ливси. - Дозволено чрезмерно много для нецивилизованной страны. Не мешало бы ввести запрет на сотовые телефоны. А то это просто... - англичанин не выучил еще замечательно пригодного к случаю русского слова «беспредел», - ...полный непорядок, Мак-Набс. Почему из зала не выводят зрителей, которые громко говорят? Почему, когда уже поднимается занавес, по залу еще ходят и без конца пересаживаются? Я не имел счастья бывать в шотландских театрах... Может быть, Англия - это последний бастион цивилизованного театра?

- На вашем английском месте, дорогой доктор, - прошептал Мак-Набс, - я бы спросил себя, а почему вас не вывели после вашего долгого черчиллевского монолога на повышенных тонах?

На сцене началась бурная и полная опасностей древнерусская тусовка. Садко, на несколько столетий опережая Жака Кусто, вписался в пучину морскую. И теперь вокруг него плясали какие-то жабы со стройными ножками. Но не на ножки пялились верные Шраму Багор с Ридикюлем.

- Век воли не видать, подаст он какой-нибудь знак, Ридикюльчик, - скрипел железно-золотыми зубами Багор, крутя настройку бинокля. - Чтоб мне свариться, будет...

- Если применить метод сведения дебета с кредитом... - задумался вслух Ридикюль.

- Применяй, братан, - разрешил Багор. - Только без мочилова.

- Шрам не шелохнется. Даже ногу на ногу не перекидывает?.. - прикипел бровями к биноклю соратник.

- Чисто так, - горячо поддержал Багор, жадно ловивший рассуждения умника Ридикюля, - как заспиртованный.

- Лишь пальцами теребит программку?..

- В натуре так! Правильный метод, Ридик! Шрам только листиком шуршит, чтоб мне свариться!

Свариться Багор мог запростяк. Под потолком, среди светильной аппаратуры по кайфу было только фонарщику в шортах и в футболке с надписью «Ла-Скала». Зачаленные в зимние шмотки Багор с Ридикюлем тонули в поту. Но разве могли верные хлопцы не попытаться выручить Шрама из Вензелевого плена, если такой чистый мизер, да еще со своим заходом сам в руки подвалил?

А дело было так: когда пленный Шрам вызвал Ридикюля в Вензелевы апартаменты писать полный отказ от управления «Гостиным двором», то, как бы между прочим, трижды косякнул на лежащие особняком в вазочке театральные билеты. Ридикюлю подсказки хва- #тило.

- Зачем ему так настойчиво шуршать программкой? И... И...

- Что? Что? Заело?

- Ну да! - Ридикюль отклеился от бинокля и хлопнул Багра по плечу. - Да! Он повторяет переборы. Упорядоченность, код! Вот он, знак, Багор! Чтоб мне свариться!

Так и было. Шрам сидел, окруженный вензелевскими заботами, будто вышедшая ночью прошвырнуться малолетка хулиганами. Шрам сидел очень ровно и только пальчиками по программке посылал в пространство сигналы SOS. А Вензеля не хуже язвы двенадцатиперстной кишки продолжали разъедать сомнения и недоверия.

- Последние минутки остались. Поклянись, Сереженька, памятью покойной мамаши, что ты мне не соврал ни единым словом,- будто гадюка вокруг сурка, накручивал кольца старец, ипохондрически вычесывая блох и искры из кошачьей шерсти.

- Чтоб я сдох, - в который раз побожился Шрам. Вот ведь как забавно, он, в натуре, не парил мозги Вензелю. Но сейчас не следовало заводиться на занудство старого пердуна, а следовало телеграфировать в окружающий мир сигналы бедствия. Таятся же где-то в зале верные Щрамовы бойцы.

- Смотри, что с тобой будет, если дуришь. - Любитель психологических этюдов Вензель вдруг вынул из кармана и развернул веером перед Серегой стопку фоток. На фотках компьютерному гению Антону отчекрыживали циркулярной пилой кисти рук. (Так вот каким дуплетом Вензель узнал про Апаксина!) Но и на страшные картинки не дернулся только побелевший Сергей. Продолжал отсылать SOS.

- Хы, чмо какое! - Бикса вытянул палец над сиденьями, целясь в торжественно выступившего на сцену морского царя. - Чисто бомж!

- Может, хоть этот хмырь чего путевое споет, - вздохнул Букса. - Может, заслать ему сотку баксов, пусть забубенит «Братва, не стреляйте друг в друга».

- Тогда уж «Владимирский централ», - вякнул Бикса.

Через четыре ряда наискосок от крутых меломанов запиликала мобила у Харчо.

- Слышь, - счастливо хрюкнул в наушнике Палец, - ты небось тащишься. Этот морской царь - вылитый душман, типа, только из аула! - А ведь в глубине селезенки не очень радовался Палец. Особенно когда ему донесли, что Харчовый глист Хамид накупил билетов на три кишлака. Верняк, какую-то каверзу Харчо затевает.

Харчо выругался на родном наречии и вырубил трубу. Этот Палец совсем в театре отморозился, спецом на нервы плющит, клянусь. Под шутника капает, а сам подляну точит, вах...

Чтоб успокоиться, Харчо глянул в бинокль на большую трибуну с земляками. Там, конечно, не грустили, как внизу. Земляки хлопали друг друга по плечам, размахивали руками, целовались, туда-сюда ходили. Туда-сюда мельтешила старая женщина, от нее уважительно отшатывались. Вах, почему не пойти к землякам, да? Больше друзей, больше верных кинжалов.

А на сцене все пели, да так громко, как перекликиваются в горах чабаны. А на горной высоте, под куполом, два альпиниста пытались разгадать Шрамовы шарады.